Евгений Глушаков - Великие судьбы русской поэзии: XIX век
Говоря о своей хандре, которую он пытается «задушить всякими глупостями», Николай Алексеевич не только искал сочувствия человека, необходимого для его журнала, но и как бы оправдывался в своём не слишком воздержанном образе жизни. Больной стареющий поэт, уже немалые годы провёл он в борьбе, которая всегда сопряжена с нравственными компромиссами, перегружающими совесть. А через развлечения Некрасов освобождался от этого душевного перегара. И все-таки был очень одинок. Мраморный бюст Белинского, стоящий на его письменном столе, только подчеркивал это одиночество. Равно травимый и консервативной, и либерально настроенной прессой, и там, и тут слыша обвинения в двуличности, поэт, кажется, был готов и сам себе не верить. Уже и собственные стихи вызывали у него отвращение.
Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу,
Довольно мы с тобою проклинали.
Один я умираю – и молчу.
К чему хандрить, оплакивать потери?
Когда б хоть легче было от того!
Мне самому, как скрип тюремной двери,
Противны стоны сердца моего.
Всему конец. Ненастьем и грозою
Мой тёмный путь недаром омрача,
Не просветлеет небо надо мною,
Не бросит в душу тёплого луча…
Волшебный луч любви и возрожденья!
Я звал тебя – во сне и наяву,
В труде, в борьбе, на рубеже паденья
Я звал тебя, – теперь уж не зову!
Той бездны сам я не хотел бы видеть,
Которую ты можешь осветить…
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.
Облегчить и скрасить последние годы поэта было суждено простой, непритязательной женщине – Фёкле Онисимовне Викторовой. Появилась она в доме Некрасова в ту пору, когда он приобрёл «Отечественные записки». Стала его гражданской женой. Поэт, стыдясь её слишком уж деревенского имени, переназвал сожительницу Зиною и не спешил показывать не слишком близким друзьям. Вот её собственные воспоминания: «Сошлась я с Николаем Алексеевичем 19-ти лет. Молода, неразвита была в то время, многого не понимала, особенно того, что касалось литературной деятельности мужа. Николай Алексеевич любил меня очень, баловал: как куколку держал. Платья, театры, совместные удовольствия – вот в чём жизнь моя состояла…» Зина сопровождала поэта и во время его поездок в Карабиху. Некрасов, любивший медвежью охоту и хаживавший на медведя в одиночку с двумя ружьями и ножом, как-то показал жене попавшего в ловушку медведя: «Зиночка, смотри, какая корова висит».
Николай Алексеевич уделял серьезное внимание образованию Зины: и сам занимался с нею, и нанимал учителей. И сделалась она истинным другом и помощником поэта. Преклонялась перед мужем, стихи его многие на память выучила. Сумели оценить душевные качества Зинаиды Николаевны и приятели Некрасова, не придававшие значения отсутствию манер и благородного воспитания. Впрочем, это были люди тоже не из высшего общества, от которых ожидать иного и не приходилось.
В 1876 году поэт тяжело, смертельно заболел. Рак. Перенесённая операция дала мизерную отсрочку. Единственно отрадным в эти мучительнейшие дни было сочувствие, которое Некрасов снова обрёл в народе, простившем ему человеческие слабости и оценившем его поэтический, да и жизненный подвиг. В ряде газет, отозвавшихся на всенародное участье к судьбе поэта, постоянно выходили бюллетени о состоянии его здоровья. Приветственные телеграммы, письма. Из Сибири донеслось до Некрасова и прощальное слово Чернышевского, считавшего его «гениальнейшим и благороднейшим из русских поэтов».
В начале 1877 года Третьяковым был заказан Крамскому портрет Некрасова. Россия спешила запечатлеть облик умирающего поэта. Не более 10–15 минут в день имел возможность работать художник, и то урывками. Слишком быстро утомлялся больной. Кроме основного портрета была сделана еще и небольшая картина, изображающая Николая Алексеевича за работой, когда он пишет. Грустное прощальное время его «Последних песен».
О Муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба —
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский – взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную Музу…
Зина и сестра поэта Анна Алексеевна Буткевич, лишая себя сна, соперничали в стремлении первой откликнуться на каждый призыв, на всякую просьбу умирающего. Если же кто-то посторонний прикасался к нему, а при Некрасове дежурили сиделка и студент-медик, больной кричал: «Уберите от меня этих палачей!» Зина за время болезни мужа превратилась из молодой, красивой, здоровой женщины в желтолицую старуху.
ЗИНЕ
Ты ещё на жизнь имеешь право,
Быстро я иду к закату дней.
Я умру – моя померкнет слава,
Не дивись – и не тужи о ней!
Знай, дитя: ей долгим, ярким светом
Не гореть на имени моём:
Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть бойцом.
Кто, служа великим целям века,
Жизнь свою всецело отдаёт
На борьбу за брата-человека,
Только тот себя переживёт…
Как это похоже на последующее заявление Маяковского: «Но я себя смирял, становясь на горло собственной песне». Разумеется, не по образам, а по сути.
Заботясь о будущем своей незаконной жены, чтобы Зина могла ему наследовать, Николай Алексеевич решил с ней обвенчаться. Однако перенести церковную процедуру Некрасов был бы не в силах, поскольку с постели уже не вставал. А венчанье на дому не допускалось церковными правилами. Пришлось подкупить священника, на что хватило 500 рублей. Обвенчались 4 апреля, а 27 декабря того же 1877 года поэт скончался.
Достоевский, постоянно навещавший Николая Алексеевича во время предсмертной болезни, зашёл и тогда, когда узнал, что поэта не стало. Возвратившись же домой, взял с полки трёхтомное собрание сочинений Некрасова и стал читать с первой страницы. Просидел до 6 утра. Они начинали вместе, а посему и вся жизнь Федора Михайловича, все 30 лет, прошедших с их первого знакомства, промелькнули перед ним. В эту ночь Достоевский как бы задался целью взвесить, оценить значение пройденного его другом и соратником пути, продумывал своё прощальное слово.
Похороны Некрасова состоялись 30 декабря. Траурная колесница под балдахином двигалась за процессией, а гроб несли на плечах до самого кладбища. Множество народа, венки: «Некрасову – студенты», «От русских женщин»… Принимали участие в процессии и члены едва появившихся в России революционных партий: «Землевольцы», «Южнорусские бунтари». Явились они в открытую и несли свой венок «От социалистов», но скрытно были вооружены на случай вмешательства полиции.
