С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью...
рассыпать...", созданного почти одновременно с "Сукиным сыном".
Сердце поэта не расстается с ней, "девушкой в белом"... Не она ли
появится и в "Анне Снегиной" в облике "девушки в белой накидке"?
Как это произойдет?
Поэт расплатится с возницей, "отвратительным малым", встретится со
старым мельником, посидит за самоваром с радушными хозяевами и, как прежде,
с овчинной шубой отправится на сеновал:
Иду я разросшимся садом,
Лицо задевает сирень.
Так мил моим вспыхнувшим взглядам
Состарившийся плетень.
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: "Нет!"
"Снова выплыла боль души" - так в стихотворении "Сукин сын" поэт сказал
о своем чувстве, вызванном воспоминанием о "девушке в белом".
В "Анне Снегиной" - еще прямее: "Тот образ во мне не угас".
Пусть его первая любовь осталась безответной. Все равно это - "далекие
милые были".
Из светлого, вечно живого родника воспоминаний рождается лирическая
тема незамутненного юношеского чувства, тема душевной красоты, радости
бытия. Образ "девушки в белой накидке", словно сотканный из воздуха и света, будет жить в поэме как бы отдельно от образа Анны Снегиной, дочери помещика,
жены белого офицера.
6
Фамилия Снегиных сначала прозвучит в поэме будто бы мимоходом, между
прочим. Утром, разбудив своего молодого друга, мельник обронит:
"Я сам-то сейчас уеду
К помещице Снегиной...
Ей
Вчера настрелял я к обеду
Прекраснейших дупелей".
"Прекраснейших..." Это словечко, конечно, не его, а Снегиных. Оно не
раз, наверно, слышано в помещичьем доме и незаметно, исподволь вошло и в его
речь.
Но обратим внимание на другое. Поэт остался совершенно равнодушным к
известию мельника. Фамилия помещицы не вызвала у него никакого отклика.
Ничто не пробилось в его душу и после рассказа мельника о посещении
Снегиных. Игриво-снисходительно говорила Анна о поэте:
"- Ах, мамочка, это он!
Ты знаешь,
Он был забавно
Когда-то в меня влюблен.
Был скромный такой мальчишка,
А нынче...
Поди ж ты...
Вот...
Писатель...
Известная шишка...
Без просьбы уж к нам не придет".
Для поэта - "далекие милые были", для нее - "забавно...". Он: "Тот
образ во мне не угас"; она: "Скромный такой мальчишка..." И нотки
высокомерия: "Поди ж ты..." И холодная ирония: "Известная шишка..." И все
это неискреннее, напускное. "Дымовая завеса", скрывающая смущение, появление
робкого отзвука давно ушедшего чувства.
"Да... не вернуть, что было", - скажет она, приехав к больному поэту, и
снова в ее разговоре с "нехорошим" дебоширом Сергеем будет звучать что-то
фальшивое, наигранное:
"Мы вместе мечтали о славе...
И вы угодили в прицел,
Меня же про это заставил
Забыть молодой офицер..."
Не то говорила она, не то говорил и ее собеседник. Потому-то и "луна
хохотала, как клоун". "Наплыв шестнадцати лет" у каждого остался в сердце, так и не выплеснувшись наружу. Лишь "загадка движений и глаз" напоминала о
нем...
Вскоре Прон с Сергеем поедут к помещице "просить" землю. У Снегиных они
появятся явно некстати: получено известие о гибели мужа Анны.
"Вы - жалкий и низкий трусишка.
Он умер...
А вы вот здесь..." -
бросит она в лицо поэту. И снова будет забыто на время "имя ее и лик": Тех дней роковое кольцо.
7
Не к помещичьему дому, не к радовским дворам, "крытым железом", тянется
Сергей. Его влечет убогая деревенька Криуши, где
У каждого хата гнилая,
А в хате ухваты да печь.
Чего только не наслушался он о криушанах от возницы и мельничихи: у
них-де и "глаза - что клыки", и "воровские души" они, и "злодеи". А уж о
Проне Оглоблине и говорить не стоит: убийца, пьяница, забулдыга. И все-таки
Сергей,
...взяв свою шляпу и трость,
Пошел мужикам поклониться,
Как старый знакомый и гость.
Сцена встречи поэта с крестьянами в Криушах - один из
идейно-художественных центров поэмы.
Крестьяне услышали из уст питерского гостя то, что всем существом своим
чувствовали, на что надеялись, во что неотступно верили.
Потому-то с такой неподдельной радостью Прон Оглоблин сообщит о
долгожданной новости:
"В России теперь Советы
И Ленин - старшой комиссар".
...В письме из Англии, адресованном Сергею и завершающем поэму, Анна
скажет:
"Теперь там достигли силы".
Там - в России.
И читатель снова вспомнит ликующие слова Прона о Ленине, ибо народ
победил и новая Россия достигла силы, идя за ним, "старшим комиссаром"...
8
Поэму "Анна Снегина" он читал ровным, негромким голосом. Даже в самых
патетических местах не было крика, шума - речь текла плавно и неторопливо.
Он чувствовал: каждое слово, каждая строка говорили сами за себя. Изредка
поправляя съезжавшую то с одного, то с другого плеча уже не новую шубу, он
был на редкость собран, спокоен. И только один раз внутреннее волнение
выдало себя.
...Вот уже послышался "мужицкий галдеж" - поэт Сергей встретился с
криушанами. Разговор пошел не о пустяках.
Земля. "Скажи: отойдут ли крестьянам без выкупа пашни господ? "
Война. "За что же... на фронте мы губим себя и других?"
Есенин читал:
И каждый с улыбкой угрюмой
Смотрел мне в лицо и в глаза,
А я, отягченный думой,
Не мог ничего сказать.
Дрожали, качались ступени,
Но помню
Под звон головы:
"Скажи,
Кто такое Ленин?.."
Поэт сделал паузу и, не поднимая головы, непередаваемо просто произнес:
Я тихо ответил:
"Он - вы".
На слове "он" голос его слегка дрогнул и как бы стал глуше, проникновеннее...
Писатель Иван Рахилло, еще в 1945 году рассказывавший мне об этом
чтении Есениным "Анны Снегиной", после добавил:
- "Он - вы..." Вот уж поистине: чтобы словам было тесно...
Действительно, этими двумя словами сказано многое. Вдумаемся в них.
"Он - вы", - значит, Ленин неотделим от народа, как народ неотделим от
своего гениального вождя: Ленин - плоть от плоти тех, кто веками вынашивал
мечту о свободе, о счастье; Ленин живет тем, чем живут люди труда: у них и у
Ленина думы и надежды - одни.
