Е. Готтендорф - Герман Геринг
Во время обеда Гитлер успел сказать Эмми, что она теперь — «первая дама рейха» и что это налагает на нее определенную ответственность.
«Первое, что стало следствием моего нового положения, — вспоминала Эмми, — было мое превращение в «авторитетного судью и руководителя» для многих незнакомых мне людей, которые стали делиться со мной своими заботами и невзгодами. Помимо обширной почты от поклонников и поклонниц приходили письма с просьбами о помощи, с которыми иногда нужно было обращаться в разные официальные учреждения, и это приводило порой к нешуточным проблемам и даже конфликтам. Другой проблемой стало то, что, хотя мы с Германом и старались уберечь Каринхалле от слишком частых нашествий гостей, приходилось все же принимать важных лиц, прибывавших по приглашению Гитлера или просто по государственным делам, если общение с ними нельзя было ограничить приемом в официальной резиденции».
Из отеля «Кайзергоф» чета Геринг отправилась прямо в Каринхалле в сопровождении нескольких друзей. Жених пошел в мавзолей и оставался там один у могилы Карин в течение часа. Это был не просто жест вежливости по отношению к родственникам из Швеции (среди которых был сын Карин, Томас Кантцов); Геринг и в самом деле не мог забыть Карин; но и вторую свою жену он полюбил. После свадьбы они поехали вместе в Югославию, в Дубровник, чтобы провести там медовый месяц.
3. «Раса господ»
С этого времени Герингу пришлось много путешествовать, выполняя роль личного посланника Гитлера, наделенного особыми полномочиями. Он обладал дипломатическим талантом и представительностью, и у него была красивая жена, умевшая хорошо играть свою роль. Для иностранцев Гитлер оставался загадкой, Геринг же производил впечатление человека, с которым можно иметь дело. Старший переводчик министерства иностранных дел Шмидт, сопровождавший Геринга в заграничных поездках, говорил, что он, разговаривая с иностранными дипломатами, любил прикинуться «недалеким малым», «деревенским простаком», не разбирающимся в международных делах, но сам отлично все понимал и искусно добивался поставленных целей.
В это время германская дипломатия достигла важного успеха: в июне 1935 г. в Лондоне был подписан Англо-германский морской договор, по которому Германия могла иметь военно-морской флот общим тоннажем не более 35 % от соответствующего показателя Королевского военно-морского флота Великобритании. Заслуга заключения договора принадлежала Риббентропу, который стал считаться специалистом по английским делам.
Что касается Геринга, то его сферой деятельности стали Балканы, Италия и Польша. Особенно часто он навещал Польшу, куда ездил поохотиться; министры польского правительства и посол Польши в Берлине тоже бывали у него в гостях в Шорфгейде и выезжали с ним на охоту в Восточную Пруссию.
В мае 1935 г. Геринг посетил Белград, Софию и Будапешт. Всюду его принимали с почестями, фактически как главу государства, и ему удалось успешно провести важные политические переговоры.
Пока Геринг ездил по заграничным столицам, Геббельс подготовил и представил на утверждение в рейхстаг «закон о расе и гражданстве», по которому германские евреи подлежали отделению от «чистокровных арийцев»; «еврейский вопрос» предполагалось решить раз и навсегда. Согласно закону, евреям не только запрещалось вступать в брак с лицами «германской крови», но и иметь с ними интимную связь. Теперь только «истинные германцы» могли быть «полноценными» гражданами рейха и пользоваться политическими правами (в том объеме, в каком они еще сохранились в Третьем рейхе), а германские евреи объявлялись «лицами, принадлежащими к государству» и лишались гражданских прав. Все это звучало невероятно, такого в истории Германии еще не было, и тем не менее закон был сформулирован со всей традиционной немецкой тщательностью, и Геринг, как президент рейхстага, должен был руководить его утверждением.
Вряд ли он действительно испытывал ту уверенность, с которой, громко и внятно произнося слова, читал депутатам изуверские формулировки закона: ведь, согласно его положениям, мать Геринга подлежала бы теперь строгому наказанию «за интимную связь с евреем», а его крестный отец, человек, которым он всегда гордился, был бы лишен гражданства, титула и состояния. И что мог он теперь сказать своим друзьям-евреям, которым обещал, что не допустит, чтобы Гитлер принял сторону антисемитов? Закон был прочитан и утвержден, и похвальба Геринга насчет того, что он сам решает, «кто еврей, а кто — нет», превратилась отныне в пустой звук.
В октябре 1935 г. армии Муссолини вторглись в Абиссинию. Британия разрешила итальянским военным транспортам проследовать через Суэцкий канал; Лига Наций утвердила «санкции», результатом которых стало только сближение итальянского диктатора с Гитлером.
Люфтваффе, детище Геринга, насчитывали уже 1800 самолетов, но серьезность международной ситуации требовала их дальнейшего наращивания, и оно неуклонно продолжалось.
1 ноября 1935 г. состоялось открытие Берлинской военно-воздушной академии. С программной речью выступил генерал Вефер, начальник штаба люфтваффе, который воздал должное подвигам летчиков-истребителей времен Первой мировой войны, но подчеркнул, что в будущей войне главную роль станут играть бомбардировщики, заявив: «Теперь, в наше время, только нация, располагающая сильным бомбардировочным флотом, сможет предпринять решительные действия в воздушной войне». Вефер потребовал построить в достаточном количестве четырехмоторные бомбардировщики дальнего радиуса действия, типа уже имевшихся в Германии «дорнье-19» или «юнкерс-89», испытательные полеты которых начались в 1936 г.
Таков был хорошо обоснованный расчет профессионального военного, опиравшегося на выводы теоретиков авиации в других странах. С его позиции романтика полетов Геринга, строчившего из пулемета по окопам противника, свесившись из открытой кабины тихоходного биплана, казалась далеким и наивным прошлым; между тем Геринг (и у него имелись сторонники в этом вопросе) был еще не готов рассматривать авиацию в качестве наступательного оружия. По его представлениям, люфтваффе должны были служить в первую очередь средством устрашения противника и защиты от его нападения на германскую территорию. Выступая перед подчиненными в ноябре 1935 г., он объявил: «Без моего приказа ни один самолет люфтваффе не должен ни пересекать границу рейха, ни совершать полеты над чужой территорией. Вторжение в демилитаризованную зону и полеты над ней будут разрешены только в том случае, когда наша граница будет нарушена противником, обнаружившим явно враждебные намерения».
