Никлас Бурлак - Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945
— Вчера в полдень, — произнес низким и грустным голосом Жихарев, — наш замполит танковой бригады, подполковник профессор Петровский был тяжело ранен. Это случилось по пути в штаб корпуса. Петровский ехал на «Виллисе» и попал под пулеметный обстрел «Мессершмиттов». В полевом госпитале он скончался от ран… Я собрал вас для того, чтобы все мы помянули его минутой молчания.
Затем Жихарев рассказал (главным образом для пополнения) о боевом пути профессора Петровского.
— За годы моей военной службы, — сказал после долгой паузы Жихарев, — я слышал выступления многих лекторов, комиссаров, замполитов и политруков. Но ни одного из них я не могу сравнить с профессором Петровским. Все его выступления всегда были необычайно интересными, тщательно аргументированными и доступными пониманию всех его слушателей… До 15 октября 1941 года Петровский был сугубо гражданским человеком, профессором новейшей истории в одном из престижных московских институтов. По утверждению его бывших студентов, он был одним из самых популярных преподавателей. Когда немецко-фашистские агрессоры подошли на расстояние нескольких километров к Москве и когда из столицы стали эвакуировать многие учебные заведения, государственные учреждения и промышленные предприятия, профессор Петровский оставил свою преподавательскую работу и ушел рядовым добровольцем в ряды московского народного ополчения. Он храбро защищал столицу и участвовал в разгроме фашистов под Москвой, а вскоре был назначен политруком роты. В боях под Сталинградом он стал уже комиссаром полка, а в боях на Курской дуге — замполитом нашей танковой бригады…
Нет сомнения в том, что у каждого, кто хотя бы один раз слышал замечательные выступления профессора Петровского, он останется в памяти на всю жизнь…
27 июня 1944 года
Бобруйск
Ближайшей целью нашего фронта было взятие усиленно укрепленного немцами города Бобруйска на Березине; окончательной — освобождение Минска и всей территории Белорусской ССР от немецко-фашистских оккупантов. После взятия Бобруйска майор Жихарев обещал отметить с помпой восемнадцатый день рождения военфельдшера нашей роты Принцессы Оксаны, а в освобожденном Минске стать свидетелем церемонии нашей с Оксаной регистрации официального бракосочетания.
22 июня исполнилась третья годовщина начала Великой Отечественной войны. В этот день нашим разведчикам удалось добыть на восточной окраине Бобруйска очень важного для нас языка, который оказался фестунгсверкмайстером (мастер-инженером крепостных инженерных войск). Прежде чем дать нужные нам показания о системе обороны Бобруйска, он с перепугу около десятка раз повторил как попугай: «Гитлер капут! Гитлер капут! Гитлер капут!» А показания, которые в конце концов удалось от него получить, были очень важными.
У пленного была неглубокая ножевая рана под правой лопаткой. Оксана ее обработала и перевязала. Фестунгсверкмайстер после этого несколько успокоился и стал отвечать на все вопросы. Он показал, что немецкие оборонительные рубежи вокруг Бобруйска состояли из шести рядов боевых траншей, минных полей, колючей проволоки, артиллерийских орудий и пулеметных гнезд. Но командование, сказал он, не знает точной даты наступления советских войск. Впрочем, и мы тоже не знали точной даты нашего наступления, что вполне объяснимо в условиях боевых действий.
Фестунгсверкмайстер также показал, что в немецком гарнизоне, состоящем из 30 или 40 тысяч немецких в основном солдат и офицеров, все очень боятся оказаться в советском котле, как это произошло с немецкой 6-й армией фельдмаршала фон Паулюса под Сталинградом. Но самым шокирующим для меня было то, что этот военнопленный фестунгсверкмайстер сообщил о немецком главнокомандующем группой армий «Центр» фельдмаршале Эрнсте фон Буше. Согласно показаниям языка, фон Буш лично посетил каждый батальон в каждом полку и в каждой дивизии, предупреждая всех солдат и офицеров, что если кто-то из них посмеет оставить свою боевую позицию и отступить, то будет расстрелян на месте, а члены его семьи в Германии будут репрессированы. Я никак не мог поверить, что подобное возможно в любой армии и, тем более, в немецкой. Однако когда я рассказал об этом Оксане, она отреагировала на мое сообщение странным образом.
— Три ха-ха, Николасик! — сказала она.
— Не понимаю, что ты этим «три ха-ха» хочешь сказать?
— Хочу сказать, что этот фон Буш совсем не оригинален, мы это уже проходили…
— В каком смысле? — удивился я.
— Разве ты не слышал о приказе Сталина номер 227 «Ни шагу назад!».
— Не слышал, — ответил я честно. — В газетах и по радио о таком приказе ничего не было. Ты сама-то его читала?
— Конечно, читала, — ответила Оксана.
— Что же там было?
— По тому приказу НКВД организовал так называемые заградотряды, которые расстреливали каждого отступающего советского солдата или командира.
— И ты сама видела, как эти заградотряды стреляли в отступавших солдат и командиров?
— Видела… — Она глубоко вздохнула и затем произнесла упавшим голосом: — Это святая правда. Но меня этот приказ не коснулся. Мое дело было таскать из-под огня тяжелораненых.
Слова Оксаны меня сильно озадачили и возмутили.
— Ведь это ужасно! — крикнул я.
— Да. Согласна. Это ужасно! Но это было! Только тебе, Николасик, не надо об этом никому рассказывать. Пожалуйста! Ведь без этого приказа фашисты могли оказаться на Урале или еще глубже.
— В Курской битве я ничего подобного не видел.
— А в Курской битве дезертиров уже, кажется, совсем не было, Николасик. Одно дело — войска обороняются, и совсем другое дело, когда войска наступают. В наступлении заградотрядам делать нечего. В наступлении бывают лишь редкие самострелы. Но ими занимается Смерш.
— А как Смерш узнает о самострелах? — спросил я.
— Если у легко раненных в руку или в ногу хирург обнаруживает порох, так как стреляются с очень близкого расстояния, он обязан докладывать об этом в Смерш. Но это теперь стало большой редкостью. И самострелы стали делать более изобретательно.
— То есть?
— Стреляют иногда через буханку хлеба. Порох тогда попадает не в рану, остается в хлебе…
Утром 24 июня нас разбудил душераздирающий грохот нашей канонады, который продолжался вдвое больше, чем артподготовка на Курской дуге. Казалось, что от этой почти полуторачасовой артподготовки у противника по ту сторону линии фронта не должно остаться ничего живого. Похоже, наш 1-й Белорусский фронт перешел наконец в давно ожидаемое всеми нами летнее наступление.
