Евгений Дырин - Дело, которому служишь
Крепче держать штурвалы воздушных кораблей."
Это был номер "Комсомольской правды" от 26 января с подписанным Ворошиловым приказом Реввоенсовета #12 и обращением IX съезда ВЛКСМ.
Сняв с плеча ремень гармони и отложив ее. Полбин крепко пожал руку Звонареву.
Глава III
В середине мая в школу стали прибывать партии учеников. К этому времени для них уже были выстроены казармы, учебные классы. Новенькие самолеты образовывали на аэродроме длинную линию, строгую прямизну которой подчеркивали винты, установленные параллельно земле - "на баланс".
В последних числах мая Полбина, Котлова и Звонарева вызвал начальник учебно-летного отделения Рубин и подвел их к карте крупного масштаба.
- В этом месте, - указал он карандашом на зеленое пятнышко, обозначавшее рощу, - у нас оборудуется запасная площадка. Там сейчас техник Терещенко с телефоном - и только. У него нет летнего комплекта посадочных полотнищ. Задача Котлову: взять полотнища и доставить на площадку. После того как он выложит Т, Полбину и Звонареву перегнать туда свои самолеты и ждать дальнейших указаний.
До новой площадки было недалеко - меньше часа полета. Котлов погрузил в заднюю кабину У-2 тюк с комплектом белых летних полотнищ и улетел. Вскоре он сообщил по телефону, что старт подготовлен.
Полбин и Звонарев вырулили на взлетную полосу. Оба одновременно дали газ, одновременно оторвались от земли и легли на курс.
Сначала самолеты чинно шли рядышком, соблюдая установленный интервал. И Полбину и Звонареву было хорошо известно, что на крыше штаба, на деревянной площадке с перилами стоит Рубин и, щурясь, смотрит вслед улетевшим. Он будет провожать их взглядом до тех пор, пока они не исчезнут в небе, а потом, спускаясь по шаткой лесенке, сокрушенно скажет:
- Ну, теперь пошли куролесить! Он сам был летчик и понимал, как трудно этим молодым парням, лишь недавно узнавшим радость полета, каждый день "ходить по веревочке" над аэродромом, чувствовать на себе чей-то строгий взгляд с земли... Ведь так хочется иной раз вместо пологого разворота с креном на столько-то градусов заложить крутой вираж, поставить самолет крылом в землю, потом разогнать и описать в небе захватывающую дыхание петлю... Они взрослые люди, эти летчики-инструкторы, но в свободном полете в каждом из них просыпается резвящийся школьник, который ждет, пока учитель отвернется.
И действительно, едва аэродром скрылся за полоской леса, Звонарев резко сократил интервал. Подойдя к самолету Полбина так близко, что можно было разобрать выражение глаз под опущенными очками, он сделал приглашающий жест рукой: "крутанем петельку, а?"
Порыв ветра тряхнул оба самолета, крылья их едва не коснулись. Полбин кулаком погрозил Звонареву, тот улыбнулся. Приглашение было очень заманчивым. Они уже раньше пробовали "крутить" петлю вместе. Сначала не удавалось сделать ее согласованной, но потом, когда на земле было условлено, какую скорость держать при вводе в пикирование и в какой момент брать ручку на себя, оба самолета, будто связанные, красиво описывали в небе огромный круг.
Однако сейчас Полбин решил не поддаваться искушению. Его не пугало то, что Рубин может связаться по телефону с Котловым и по расчету времени установить задержку самолетов в пути. Время можно наверстать: набрать высоту, а потом итти с большой скоростью на крутом планировании.
Полбина насторожило другое. Впереди на горизонте он увидел большое облако. Его неровная белоснежная вершина сверкала под лучами солнца, а низ был темный, тяжелый и как бы срезанный острым ножом. Третьего дня была первая сильная гроза, она могла повториться.
Беспечный Звонарев едва ли думал об этом. Не дождавшись товарища, он сделал "горку", другую, потом стал набирать высоту. Полбин следил за ним и вдруг вспомнил разговор, который произошел недавно на аэродроме. Начал его Звонарев. Он сказал, что не рассчитывает долго "ходить в инструкторах" и при первой возможности будет проситься в истребительную авиацию. "Там, по крайней мере, чувствуешь, что ты летчик, - сказал он. - Хоть и короткий полет, зато окоростя какие! Сумасшедшие". Полбин поправил: "Не скоростя, а скорости. Это во-первых, а во-вторых - мне больше нравится бомбардировочная..." Звонарев возражал с обычной запальчивостью: "Настоящий летчик говорит "скоростя". А в бомбардировочной, по-моему, служат только тихоходы, извозчики..."
После ссоры в день приезда Звонарева Полбин старался сдерживать себя. Он ответил, что бомбардировщик нравится ему по двум причинам: во-первых, у него больше радиус действия, и летчик всегда будет находиться в воздухе не час-полтора, а много часов, можно налетаться всласть; во-вторых, не всегда бомбардировщики будут тихоходными - появятся скоростные машины, не уступающие истребителям.
Размышления Полбина прервались. Самолет Звонарева стремительно понесся вниз, потом стал задирать нос и вот уже на какую-то долю секунды оказался вверх колесами. Опытным глазом Полбин определил, что разгон был дан недостаточный. Зависнет или не зависнет? Однако Звонарев во-время дал газ, мотор зарокотал, и самолет, описав полную окружность, плавно закончил петлю.
Полбину тоже неудержимо захотелось проделать эту фигуру. Он уже сжал левой рукой гладкий шарик сектора газа, чтобы увеличить скорость. Но по крылу самолета вдруг пробежала зыбкая тень, и Полбин, подняв голову, увидел над собой рыхлое облачко. Это оно перекрыло солнце. Сразу посвежело, и туча на горизонте быстро понеслась навстречу. Ее белый гребень уже не был виден, он ушел далеко вверх. Самолеты приближались к сплошной темной стене.
Звонарев снизился и, став слева у Полбина, поднял руку: "Давай перебираться через эту стенку". Полбин отрицательно покачал головой: "Не к чему зря рисковать". В ответ Звонарев сделал жест, означающий "как хочешь", и упрямо полез вверх. Скоро он скрылся в облачности. Полбин продолжал лететь на прежней высоте.
Встречный ветер мчал с запада мощное грозовое облако. Его темносинюю клубящуюся массу изредка распарывали молнии. Ослепительно сверкая, они возникали на уровне борта самолета и уходили вниз, к земле. Какая-то деревушка промелькнула в сизом туманном просвете. Единственная улица была пустынна, только на околице девочка гонялась за теленком.
Полбин подумал: там, внизу, все замирает при вспышках молний, а он здесь видит их рождение, видит начало блестящих ломаных линий, вонзающихся в землю...
Он вдруг почувствовал себя сильным и хитрым. Это был момент, когда из восхитительного ощущения бесстрашия рождается победа над опасностью. Нет, он не станет перебираться через эту черную стену. Никто не знает, как она высока и какие сюрпризы ждут на этом пути. Он обойдет ее и выйдет у нее за спиной, покажет ей язык.
