Евгений Дырин - Дело, которому служишь
- Стой! Кто идет?
Часовой в тулупе до пят, издали похожий на елочного деда Мороза, поднял винтовку. Порыв ветра отнес далеко в сторону повторный окрик:
- ...о-о иде-ет?..
Дальше произошло совсем неприятное. В ожидании вызванного часовым разводящего двум летчикам-инструкторам в новеньких шинелях пришлось лечь на снег. Рядом обидно торчали чемоданы, в одном из которых находился номер "Комсомольской правды" с призывом IX съезда "Комсомолец, на самолет!"
Подумав об этом, Полбин приподнялся на руках и крикнул:
- Товарищ часовой!
Ветер принес металлический звук щелкнувшего затвора и опять неумолимо строгое: "Ложи-ись!"
Полбин с чувством острой досады и стыда опустился на локти. Котлов ехидно заметил:
- По уставу не полагается разговаривать с часовым на посту.
- Ладно, - буркнул Полбин. Он уже не мог простить себе ни этого обращения к часовому, ни тех просительных, почти жалобных ноток, которые прозвучали в его голосе. "Может, - думал он, - это мой завтрашний курсант, а я его тут умоляю на коленях. Потом до самого выпуска будет рассказывать, как инструктора на снегу под ружьем держал. Эх, влипли, понесла нелегкая... Дома мать обманул, мол, вызывают в часть раньше срока, а тут на тебе... Встретили с оркестром при развернутом знамени".
Котлов, с невозмутимым видом устраиваясь на снегу поудобнее, продолжал подтрунивать:
- Во всякой мрачной ситуации надо искать юмористическую сторону. В данном случае я вижу ее в том, что мы, вероятно, подчиняемся своему будущему подчиненному. Встретит он тебя утром: "Здрасьте, товарищ инструктор Полбин! Как самочувствие? Не простудились по моей вине?"
- Пошел к черту, - уже зло огрызнулся Полбин и не удержал вздоха облегчения: рядом с часовым замаячила еще одна фигура.
Разводящий не стал проверять предложенные ему документы и доставил "задержанных на посту номер такой-то" прямо в учебно-летное отделение штаба школы.
Начальник УЛО, высокий, худой человек, отпустил конвоира, как только Полбин и Котлов назвали свои фамилии.
- Я знаю, что вы к нам назначены, - сказал он. - Но бумаги свои все-таки покажите...
Он поднес документы к свету большой керосиновой лампы-молнии, быстро пробежал их и положил в ящик стола. Полбин н Котлов молча ждали.
- Звонарев тоже из вашего выпуска? - вдруг спросил начальник.
Полбин ответил утвердительно. В его бумажнике лежала фотокарточка, на которой были сняты трое: посредине он сам, справа Котлов, слева Михаил Звонарев, "Мишка-гармонист", как звали его курсанты. У него вьющиеся льняные волосы, зачесанные по-деревенски на висок, вздернутый нос, голубые задорные глаза. Назначение ему дали в эту же строящуюся школу.
- Вот видите, какой дисциплинированный этот ваш Звонарев, - сказал начальник УЛО, пряча улыбку в уголках сухого, твердого рта. - Получил отпуск и проводит его как надо. А вы приехали на полмесяца раньше и прямо с нарушений начали... Ну, скажите, чего вас в вечернее время на стоянки понесло? Часовой и пристрелить мог...
- Разрешите... - попытался объяснить Полбин.
- Не разрешаю. Если б это случилось, заварилась бы каша. Хорошее донесеньице пришлось бы сочинять: "Летчики-инструкторы Н-ской школы в результате несоблюдения Устава караульной службы..." Э, да что там говорить!..
Начальник УЛО резко поднялся со стула. Тень от его длинной фигуры скользнула по стене и, сломавшись у карниза, почти закрыла потолок. Оборвав себя, он вдруг заговорил тоном преподавателя, повторяющего самое важное:
- Считаю происшествие несостоявшимся. Что касается вашего приезда, то, во-первых, я вам рад. Во-вторых, вы мне сейчас нужны. Мы получаем партию новых учебных самолетов...
- "У-один"? - вырвалось у Котлова.
- Я сказал новых. Самолеты "У-два", отечественной конструкции, Николая Николаевича Поликарпова. Они прибывают по железной дороге в разобранном виде. Надо их собирать и облетывать. Вам же на этих машинах учить людей... Полбин торжествующе посмотрел на товарища. Поселившись в маленькой комнате, в которой еще сохранились все запахи нового дома - известки, соснового дерева, масляной краски, - Полбин и Котлов засели за работу. Комната была настолько тесна, что в ней с трудом уместились две железные кровати и квадратный стол. Места для стульев не оставалось. Друзья садились прямо на кровати, покрытые серыми армейскими одеялами, и по очереди читали техническое описание самолета У-2. С утра до вечера они заучивали правила сборки и регулировки центроплана, правой и левой полукоробок крыльев, хвостового оперения, посадочных устройств. С удовольствием людей, посвященных в особую, недоступную для других область, они щеголяли авиационными терминами, разбирали и по нескольку раз объясняли друг другу и без того понятные чертежи и все больше убеждались, что новый самолет отличная учебная машина. Особенно порадовало их то, что У-2 самостоятельно выходил из штопорного положения. Надо было только поставить рули нейтрально, и штопор обрывался на втором витке.
Штопор... Грозная, необъяснимая и, как все непонятное, жуткая сила... "Штопор - бич авиации", "Штопор - гроза летчиков", "Можно ли бороться с явлениями штопора?" - такими заголовками пестрели страницы старых авиационных журналов, которые попадали в руки Полбина, когда он, еще только мечтавший о летной школе, работал избачом в селе Майна. Самому было трудно разобраться в статьях. Загадочное слово "штопор" рождало в его представлении глубокий водоворот на Волге. На поверхности воды видна только небольшая воронка, в которой безобидно кружатся, гоняясь друг за дружкой, щепки, опавшие листья, хворостинки. Но если сюда попадет пловец, его тотчас же засосет, бешено завертит и потащит на дно. Горе неумелому или растерявшемуся!..
Позже, когда Полбин и Котлов были курсантами "терки", им объяснили, что штопор уже не является загадкой, а тем более бичом авиации. Преподаватель начертил на доске крутую спираль, тут же нарисовал маленькие фигурки штопорящего самолета, а затем несколько раз повторил, что должен делать летчик, чтобы вернуть свою машину в нормальное положение. В верхнем углу доски преподаватель написал и попросил запомнить фамилии советских людей, которые, как он выразился, "обломали рога штопору, сделали его ручным": летчик Константин Арцеулов, ученый Владимир Пышнов.
Но и прирученный штопор еще продолжал доставлять неприятности.
Незадолго до окончания Оренбургской школы Полбин и Котлов проходили курс полетов на боевом самолете Р-1. Это была очень строгая в управлении машина. Удивительно чуткий и послушный рулям, Р-1 красиво и точно выписывал фигуры высшего пилотажа. Однако стоило пилоту зазеваться и допустить просчет в движении ручкой управления или педалями, как самолет сваливался в штопор и долго вертелся в стремительном падении, будто горячий конь, почувствовавший на себе неуверенного седока. Курсант, посадивший самолет после вывода из штопора, отдуваясь, вылезал из кабины и давал товарищам пощупать гимнастерку на спине: "гляди, мокрая". Был в Оренбурге один инструктор со странными пролысинами на висках. Рассказывали, что он как-то наблюдал с земли падение Р-1, в котором сидел его ученик. Самолет штопорил, штопор затянулся. Инструктор сбил шлем на затылок, запустил руки в волосы и приседал тем ниже, чем ниже опускался самолет... А когда он скрылся за стеной деревьев на границе аэродрома, инструктор несколько секунд бессмысленно смотрел на свои руки: между пальцами была зажата добрая часть его пышной шевелюры...
