Чарльз Рууд - Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин
Материально семья жила немногим лучше односельчан, трудившихся на земле. Сытин вспоминает, что родители, едва сводившие концы с концами, мало обращали внимания на него, двух его сестер и младшего брата. Тяжело приходилось и из-за случавшихся с Дмитрием Герасимовичем «припадков меланхолии», то есть запоев. (В этом пороке Сытин винил «тяжкое время» и позднее предлагал бороться с ним с помощью грамотности и хороших книг.) Возможно, Дмитрий Герасимович выбрал в собутыльники школьного учителя, в некотором смысле ровню себе, так как в селе наверняка не было больше ни одного мало-мальски грамотного мужика. Мальчишкой Сытину приходилось видеть, как утром этот учитель приходил на урок еще хмельной.
В детстве, когда другие ребятишки уходили с родителями в поле, Сытин сидел дома. В 1861 году – год отмены крепостного права – он поступил в одноклассную сельскую школу при волостном правлении. Там мальчика мучили безалаберным преподаванием по славянской азбуке, псалтырю, часовнику и начальной арифметике. Нерадивые ученики пренебрегали уроками, и учитель тщетно пытался поддерживать дисциплину, раздавая им подзатыльники или ставя в угол на колени.
Когда в 1863 году родился брат Сергей, Сытин бросил занятия в школе, чтобы помочь семье прокормиться, и впоследствии признавал, что «вышел из школы ленивым и получил отвращение к учению и книге – так опротивела за три года зубрежка наизусть». То было для него короткое время невзгод в десятилетие, ознаменованное поворотом России к обновлению. Двумя годами раньше император Александр II отменил крепостное право, а в 1863 году позволил государственным крестьянам, прикрепленным к царским землям, брать в аренду и выкупать свои наделы. Однако, будучи безземельным экономическим крестьянином, Дмитрий Герасимович не имел возможности завести собственное хозяйство и, вполне вероятно, опасался, что с началом реформ в местном управлении, предстоявших в 1864 году, потеряет свою скромную должность.
В эту пору национального возрождения, по свидетельству Сытина, его семья прожила последние сбережения, и «все разваливалось. Вставали мучительные вопросы, что будет дальше, как и чем жить. Поездки к угодникам и знахаркам еще больше усиливали лишения, мы со страхом смотрели на будущее. О детях думать было некогда»[18]. Неприкаянный отец уходил из дома и недели проводил вне семьи, и хотя эта своеобразная свобода благотворно влияла на него и он возвращался «свежим, умным, спокойным человеком», говорит Сытин, но во время одного из таких «припадков» он потерял место. На удачу, в Галиче, что расположен километрах в ста к югу, земской управе требовался письмоводитель, и Дмитрий Герасимович поступил на эту должность. Перевезя семью на новое место, отец подал Ивану пример того, как нужно преодолевать инерцию жизни и ловить счастливый случай, – этому свойству суждено было стать второй натурой его старшего сына.
Тринадцати лет от роду Сытин впервые надолго уехал из дома. В то лето он отправился с дядей по Волге в Нижний Новгород, где помогал ему в меховой торговле. На этом пересечении торговых путей Европы и Азии Сытину открылся мир коммерции.
Здесь он встречал и армян, и турок, и татар, и китайцев, и англичан, и голландцев, и сибиряков, в любой зной ходивших в меховых одеждах. Одни, как и он, приплыли по Волге; другие – через Казань на камских пароходах или через Москву по Москве-реке и Оке; третьи приехали на повозках и телегах. В разноязыком гомоне купцы торговались о стоимости товаров, сделанных за тысячи километров, договаривались об обмене либо цене в местных или иностранных деньгах. Мало того, что они обходились без установленного обменного курса, так еще договор, бывало, скреплялся только рукопожатием, а выполнение его откладывалось до будущей ярмарки.
Торговали только тем, что можно унести, так как покупатели тащили купленный товар на себе. Сделок на поставки с отсрочкой не заключали. Продавали изюм, одеяла, образа, изделия из кож, золота и серебра, персидские ковры, рис, стеклянную посуду, фарфор, платки, шкуры и даже кареты. Купцы, торговавшие определенным товаром, занимали отведенное им место и в большинстве жили тут же, при своих лавках, готовые в любое время сговориться с покупателем, а продолжалась ярмарка полных шесть недель – с июля по сентябрь.
Здесь Сытин постиг некоторые премудрости торгового дела: узнай вкусы своих покупателей, продавай помногу, отпускай в кредит. Научился Сытин и работать без устали, и строго блюсти интересы хозяина. За работу на ярмарке он получил царскую плату – 25 рублей. Между тем месячное жалованье его отца равнялось 22 рублям, и в Сытине впервые шевельнулось желание, свойственное почти всякому нарождающемуся предпринимателю, – превзойти отца.
Следующим летом Иван снова приехал в Нижний, но работал не с дядей, а в меховой лавке у купца из Коломны. Старательный и серьезный мальчик расположил к себе нового хозяина, и тот через месяц после ярмарки устроил Сытина учеником к московскому купцу средней руки П.Н. Шарапову, который, помимо основной меховой торговли, еще печатал и продавал крестьянам лубочные картинки.
14 сентября 1866 года, запасшись рекомендательным письмом, пятнадцатилетний крепыш явился в лавку Шарапова у Ильинских ворот, что в старой Китайгородской купеческой слободе близ Кремля. Сытин не делится первыми впечатлениями о разрастающейся четырехсоттысячной Москве, но и в самых дерзких мечтах вряд ли он предполагал, что пройдет сорок лет и уже в миллионном городе он станет ведущим издателем. Зато Сытин вспоминает первый услышанный им совет: «Ну что, брат, служить пришел? Служи, брат, усерднее. Себя не жалей, работай не ленись, раньше вставай, позднее ложись. Грязной работы не стыдись, себе цены не уставляй – жди, когда тебя оценят. Базар цену скажет»[19]. Воспроизводя это наставление Сытин высказывает кредо, которого придерживался всю жизнь.
В отличие от Петербурга, европеизированной столицы и первого города империи, Москва упорно оставалась русской и по составу населения, и по взглядам, и по архитектуре, и по укладу деловой жизни. Ко времени появления в Москве Сытина в стране началось оживленное развитие торговли и транспорта. Пятнадцатью годами раньше первая в России протяженная железная дорога соединила Москву и Петербург, а в 1880-х к ним добавится еще пять железнодорожных магистралей, к строительству которых тогда уже приступили или собирались приступить. Внедрение паровой тяги повысило скорость и надежность наземных перевозок по сравнению с передвижением на лошадях по восьми проселочным трактам, лучами расходящимся от города. К примеру, путь до Нижнего Новгорода на тройке в хорошую погоду занимал семь дней; на бричке, запряженной одной лошадью – десять дней; на телеге – месяц. Благодаря появлению новых видов энергии менялся и облик самого города. В 60-х годах прошлого века на московских улицах все чаще встречалось дешевое керосиновое освещение, пар и электричество привели к механизации и росту производства в текстильной, сахарной и других отраслях промышленности. В центре города начали подниматься многоэтажные здания.
