Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

С катехизисом Филарета
У стола в четырёх стенах
Я слежу на бликах окна
Отражённые силуэты.

Отражает меня стекло,
Опьяняет запах нарциссов,
И готовлю я злобный вызов,
Повторяя сплетенье слов

О прекрасном, далёком рае,
О прохладных райских садах…
Только сердце моё скучает
И трепещет, как никогда.

И тоскует, не о небесном,
А, прикованное к земле,
Всё стучит о простом, телесном,
Утонувшем в вечерней мгле.

Трепеща, уплывают миги.
Хорошо следить и молчать.
И пестреет в глазах печать
На зелёной обложке книги.

За дверью — отдалённые шаги,
Стук экипажа долетел невнятно.
Уже скользили солнечные пятна
И расплывались тёмные круги.

Горел закат кровавой багряницей,
Дрожал на стёклах грязного окна.
Печальна, безответна и грустна
Передо мной раскрытая страница.

А я смотрю на белые цветы,
На купол неба ярко-голубого.
Я не могу найти такое слово,
Чтоб передать безумие мечты.

Последний луч скользнул по красной крыше
И потонул в сосновой хвое.
И сразу сделалось темней и тише,
И потускнело небо голубое.

Тень расплылась у низкого порога,
Совсем другими сделались предметы.
На потемневшей каменной дороге
Трещит мотор мотоциклета.

Вечерний холод обжигает плечи.
На сердце — смутно, холодно и жутко.
И опускается безумный вечер
Уродливой и страшной шуткой.

А небо мутно отражает тени,
Облепленные облаками.
Душа отравлена безумным, теми,
В тоске произнесёнными словами.

Хотелось нарциссов — белых цветов.
Хотелось свободы, хотелось счастья.
Струились нити пёстрых стихов
И разрывались на неравные части.

И падали ночи. И падали сны.
Звучали минуты. Звучали струны.
Душа пьянела дыханьем весны,
Дыханьем тленным, тленным и юным.

Хотелось солнца, аромата земли.
Боялось сердце. Скучало. Слабело.
Было грустно думать о заветной дали
И плакать о нежном, красивом и белом.

Бессильно согнутые руки.
Во мгле заката жадный взор.
Сплетаются глухие звуки
В пустой, небрежный разговор.

В лучах закатного пожара
Сверкает тёмное стекло.
Ничто не промелькнуло даром,
Ничто бесследно не прошло.

Слова всё тише, всё короче
Звенят во мгле пустого дня.
Он правды всё ещё не хочет
И молча смотрит на меня.

Полуопущены ресницы,
А что за ними — не поймёшь.
Ещё не перестала биться
В руках мучительная дрожь.

Ещё болят воспоминанья
В лучах сгорающей зари,
И губ неровное дрожанье
О чём-то прошлом говорит.

Слова спокойны и покорны
В тоске пустых, условных фраз.
Нет, не забыл он взгляд задорный
Жестоко обманувших глаз.

Ещё легко и нежно верить
В красивую, как счастье, ложь,
И ощущать при скрипе двери
Незабываемую дрожь.

Смотреть, как искрится страница
Зигзагами карандаша.
Ещё не хочет пробудиться
В нём опьянённая душа.

Закат сгорел. Темнеет вечер.
Лучи последние скользят.
Платком я закрываю плечи,
Дразня тоскливый, жадный взгляд.

В ответ, пронзённый дерзким взглядом,
Убитый роковым концом,
Он ждёт речей, залитых ядом,
Смотря в знакомое лицо.

Но без задора своеволья,
Ломая пылкую мечту,
С невыразимой, страшной болью
Я посмотрела в темноту.

Всё ниже опускались веки
И задрожала складка губ.
В душе чужого человека
Читать я больше не могу.

Пусть будет ждать и будет верить
В тревожный сон забвенья. Пусть
По-своему он станет мерить
Мою непонятую грусть.

Что я скажу и что отвечу
В тоскливый час перед столом.
Когда ползёт тревожный вечер
И блещет чёрное стекло?

В душе поднималась досада
За тихий потерянный вечер,
За то, что в томительной скуке
Уходят беззвучные дни.

Казалось, что солнца не надо,
Не надо закутывать плечи,
Сжимая распухшие руки,
В зрачках зажигая огни.

Смеяться, задорно и смело,
И тихо, как будто случайно,
Весёлое, звонкое имя
Бросать, осторожно дразня…

Но всё отошло, надоело…
Но сердце темно и печально…
И мучает вечер пустыми
Мечтами сгоревшего дня.

Мечтала над томиком Блока,
Стихи наизусть повторяя,
А после опять пробегала
Знакомые строки письма.

И где-то далёко, далёко
Проснулась тревога глухая,
И снова душа тосковала
Под гордым безверьем ума.

А там, за стеной, говорили,
Чтоб я приходила, кричали,
И как-то была я не рада
Звенящему ямбу стихов.

Дрожали вечерние были,
Неровно, мертво и печально.
В душе закипала досада
На холод растраченных слов.