Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное
27/ XII, 1923
«Я помню этот взгляд пронзающий…»
Я помню этот взгляд пронзающий,
Прикосновенье тёплых рук,
И трепет мысли опьяняющей,
И сердца беспокойный стук…
Дрожанье плеч, движенья гибкие,
Волос спадающая прядь.
И губы с медленной улыбкою…
Их не узнать и не понять.
Молчанье… Им душа утешена…
Порой — чуть слышные слова,
Когда забилось сердце бешено
И закружилась голова.
Зелёных глаз уже не спрячу я…
Пусть душит хмель, идёт гроза!
Душа, по-новому горячая,
Упала в жгучие глаза…
31/ XII, 1923
Ирина Кнорринг с матерью
Среди литераторов. Париж.
КНИГА ТРЕТЬЯ. Сфаят (1924–1925)
«Гибкий стан передничком стянут…»
Гибкий стан передничком стянут,
Весь в кружевцах.
Эти глаза наивно глянут
В бледность чужого лица.
В кружевах чепчик. Локон нежный
Падает на висок
Совсем по-детски ещё безмятежен
Тоненький голосок.
Свежее личико. Губы с улыбкой.
Что-то чистит тонкой рукой.
Взгляд оловянный. Движенья гибки.
Хлопотлива. Довольна собой…
Молча смотрю в немытые стёкла
За переплётом окна.
В танках тяжёлых, в вязанке тёплой,
И, как всегда, одна.
Волосы выбились из причёски,
Падают на плечо.
Взгляд мой пустой, холодный и жёсткий,
А на душе — горячо!
Ногти состираны. Пальцы кривые,
Ноют суставы рук.
Слушаю только чувства глухие,
Сердца тревожный стук.
Вечно в безделье. Всегда недовольна
И непокорна судьбе.
Только когда мне немножко больно —
Душу люблю в себе.
1/ I, 1924
«Сквозь глухое окошко моё…»
Сквозь глухое окошко моё
Проникает нерадостный свет.
А в зелёных глазах — забытьё
И безумия медленный бред.
Только сердца учащенный стук
Всё твердит, что хочу и могу.
Сжаты пальцы состиранных рук.
Плотны складки неискренних губ.
В круглом зеркальце вижу глаза
И туман за дрожаньем ресниц.
В первый раз опьяняет гроза
До сих пор равнодушных страниц.
И сильнее дурманит свирель
Ещё новых, не сказанных слов,
А в душе нарастающий хмель
Чертит контуры звонких стихов.
9/ I, 1924
«После вечерней прогулки…»
После вечерней прогулки
Щёки пылают румянцем,
Бьётся размеренно-гулко
Тёплое сердце моё.
В комнате — холод и темень.
Блещут оконные глянцы.
Падают сонные тени
В гаснущее забытьё.
Скрип отворяемой двери,
Топанье ног у порога.
Холодны думы безверья
И непонятны уму.
Будит уснувшую память
Дрожь безнадёжной тревоги.
Спички неровное пламя
Режет холодную тьму.
Свежестью пахнут ладони.
В мыслях — туманно и смутно,
Холод и сумрак бездонный
В глуби неискренних глаз.
Сердце сильней и размерней
Такт отбивает минутам
После прогулки вечерней,
В первый мечтательный час.
4/ I, 1924
Васе («Без Бога, без мечты, без красоты…»)
Без Бога, без мечты, без красоты,
Без звонких рифм, без тающих аккордов,
Идёте вы в бездонность пустоты,
Идёте в жизнь несмело и нетвёрдо.
В плену чужих, крикливо-громких фраз,
Нелепейших, пустых предубеждений,
Боитесь вы поднять ресницы глаз,
Боитесь медленного пробужденья.
Свой ум, свою печаль, свои слова
Вы подчиняете чужим законам.
И падает в бездумье голова,
И в сердце замирают перезвоны.
Без веры жить. В строю маршировать,
Скучать в стенах Кибира и Сфаята,
И ропот смелой мысли заливать
Стаканом сладковатого муската.
Вот — ваша жизнь. И то же — впереди.
Вы эту жизнь не перешли ни разу,
Как будто бы стыдитесь вы найти
Огонь поэзии, мечту фантазий.
Когда же вас взманит, играя, даль,
И сердце стукнет глухо и тревожно —
Вам станет жаль, до боли станет жаль
Того, что было близким и возможным.
8/ I, 1924
«Глаза болят от слёз недавних…»
Глаза болят от слёз недавних
И не размерен взмах ресниц.
Едва поскрипывают ставни,
Гнетёт печаль пустых страниц.
Лежит недвижно на коленях
Бессильно сжатая рука.
Уж встрепенулась в отдаленье
Давно знакомая тоска.
Уже замолкли, отзвучали
За дверью тихие шаги.
Как тень, легли у глаз печальных
Большие, тёмные круги.
Виновных нет, я знаю, верю,
И нет друзей, и нет врагов.
А сердце ждёт ещё за дверью
Глухих замедленных шагов.
10/ I, 1924
«Слишком тёмен опущенный взгляд…»
Слишком тёмен опущенный взгляд,
Слишком бледен нахмуренный лоб.
Дождевые потоки стучат
Монотонно в глухое стекло.
Взгляд скользит над печатью страниц,
Над загадочным глянцем стекла.
Шевелится холодная мгла
За неровным размахом ресниц.
Эти стены — смешны и темны,
Эти стёкла, как взгляд мертвеца,
Не похожи на нежность весны
Эти злые гримасы лица.
Этой странно-холодной руки
Неуверенный, дрогнувший жест…
А в душе только холод тоски,
Только чёрный, бессмысленный крест.
Голос слишком тревожен и тих,
Слишком ломаны линии губ.
Только ропот желаний глухих
Как святыню в душе берегу.
И зрачки, устремлённые вниз,
Отражают вечерний туман.
А дрожащие пальцы впились
В золотой медальон-талисман.
11/ I, 1924