Татьяна Бирюкова - Москвичи и москвички. Истории старого города
Корпуса Мясницкого отделения больницы для чернорабочих — так полностью называлась лечебница (коротко говорили: Мясницкая больница) — находились в квартале на углу Мясницкой улицы и Малого Харитоньевского переулка.
Больница работала со второй половины XIX века и практически до начала советского времени, когда здесь стал помещаться Дом врача. Главным зданием больницы считался бывший дом И. И. Барышникова (постройки М. Ф. Казакова).
Для венерических больных в 1896 году в этой больнице имелось 819 коек, в том числе — 210 для проституток и 10 для детей. 400 мест были бесплатными, а плата за другие составляла по 6 рублей 50 копеек в месяц.
Сифилис в городе стал распространенным заболеванием, и этого количества коек было явно недостаточно. Поэтому в Мясницкой больнице очень часто больным отказывали в приеме. По подсчетам Городского управления, затри года (с 1893 по 1895) здесь было дано 6947 отказов. Амбулаторная приемная работала ежедневно. Она оказывала помощь примерно 40 тысячам больных в год. Вопрос об устройстве в других больницах подобных амбулаторий возбуждался Городской управой дважды: в 1887 и 1892 годах. В эти годы в Мясницкой больнице как в центре, наиболее компетентном в вопросе, систематически проводили свои заседания Венерологическое и Дерматологическое общества.
В Москве в 1911 году вопросами реорганизации надзора за проституцией занималась специальная комиссия, которая вела свою работу «конспиративно». По мнению этой комиссии, больничное дело в городе было поставлено очень плохо: оно стоило дорого (затраты исчислялись по 7 миллионов рублей ежегодно), а население «сидело практически без медицинской помощи». Но хуже всего обстояли дела в Мясницкой больнице. В ней размещались 409 штатных кроватей в то время, когда в стационарной помощи нуждалось в 5 раз большее количество пациентов.
За весь 1911 год в Мясницкой больнице было зарегистрировано 14 888 отказов. Мало того, вопреки своему назначению эта больница не имела ни одной палаты ни для перелоя, ни для кожных болезней, хотя и то и другое бывало в Москве в очень тяжелой форме.
Дурной была здесь и амбулаторная помощь: за тот год было зарегистрировано 35 514 пациентов, сделавших 232 888 посещений. Если принять во внимание, что три амбулаторных врача работали постоянно, утром и вечером, беспрерывно по 12 часов (исключая лишь двунадесятые праздники и воскресные дни, когда вечернего приема не бывало), нетрудно высчитать, что на каждого врача за год приходилось свыше 270 посещений, а каждому пациенту врач, в среднем, мог уделить менее 3 минут. В эти минуты входили раздевание и одевание пациента. На качественный осмотр и на беседу времени не оставалось. Нетрудно сообразить, что в такой ситуации громадная «армия венериков» оставалась за воротами больницы, и организовать в Москве правильный надзор за проституцией было невозможно.
В ноябре послесъездовского 1911-го года полиция попробовала в целях привлечения проституток на смотровой пункт (в санитарное бюро) предпринять обходы, и сразу, в первых же партиях женщин, она обнаружила 123 больных, нуждавшихся в стационарном лечении. И это тогда, когда в Мясницкой больнице отводилось всего 128 кроватей для всех городских проституток!
Количество же венериков с каждым днем только увеличивалось.
Некоторые члены той комиссии поднимали вопрос о продаже громадного участка в центре Москвы вместе с больницей в частные руки. На миллионы этой дорогой городской земли со зданиями можно было бы выстроить за городом не одну, а три специальные больницы. Но такой проект не понравился врачам Мясницкой больницы. А вот по мнению горожан, как раз больницы-то и должны были бы строиться на окраинах, где в зеленой зоне — тишина, чистота воздуха, и больные попадали бы в условия санаторного лечения.
О здоровье кормилицВ разных кругах общества широко судачили о сложившейся в Москве очень неприятной ситуации.
Весной 1910 года на заседании городского врачебного совета при обсуждении доклада особой подкомиссии об организации борьбы с сифилисом и венерическими болезнями возникли очень оживленные прения по вопросу, близко касавшемуся матерей из зажиточных семей. В их среде широко вошло в моду нанимать к грудничкам кормилиц.
Учитывая опасность, которую могли принести в дома нанятые незнакомые женщины, подкомиссия «выразила пожелание», чтобы Городское управление взяло на себя устройство образцового приюта для кормилиц и организовало для их рекомендации специальное бюро.
Большинство членов врачебного совета восстало против какого-либо участия общественного управления в подобного рода организациях. Врачи говорили примерно так: «Кормление собственных детей при помощи наемной матери — есть одно из отрицательных, противоестественных явлений современной жизни, покровительствовать которому — значит сознательно способствовать распространению и укреплению зла. Заменяя себя кормилицей, мать не только не исполняет собственного долга, но и отнимает мамку у чужого ребенка, причиняя тому ущерб». Отвергая предложение подкомиссии о городском приюте для кормилиц, врачебный совет опирался, между прочим, на практику Запада (особенно— Франции), где закон разрешал бедной матери поступать в кормилицы к чужому ребенку только в двух случаях: если ее собственный ребенок скончался или если подросший ребенок был уже выкормлен.
В естественную связь «мать и грудное дитя» третье лицо (кормилица), будь оно здоровое или больное, никак не должно вмешиваться.
Приют не создали. Но, судя по рекламным объявлениям в газетах, роль бюро брали на себя разного рода маклеры.
За блуд — расправаРусские люди в старину не употребляли слово «секс», разве только те, что знали счет числам на иностранных языках.
Девственность давала сверхъестественную силу и могущество, которые терялись при выходе замуж. А супружеские отношения были для природы и по устоям церкви естественными. Чаще всего они величались «любовными», то есть — сопутствующими любви. А то, что в наши и более ранние годы относилось к прочим постельным развлекательным действам, имело чисто российское название с оттенком неприличия и греха — «блуд». Здесь — любовь, супружество; там — разврат, блуд, прелюбодеяние. Эти понятия легко можно было запомнить с детства и отрочества, четко разделять.
Блуд в очень отдаленные от нас времена строго осуждался, и это имело прямое отношение к судьбе родившихся от порока детей. В России те младенцы, что были зачаты вне брака, назывались незаконными.
В отношении к законным детям статья 3 из главы 22 «Уложения 1649 года» указывала:
