Стивен Ребелло - Хичкок. Ужас, порожденный «Психо»
Сцена 2, после того, как Мэрион крадет деньги и едет на машине через город:
[Когда] машина Мэрион останавливается на перекрестке, зритель должен слышать, как затихает ее мотор до едва слышного звука. Очень важно, чтобы шум мотора затих резко, поскольку в кадре не видно, что она остановилась.
В сцене 3 Хичкок пишет о бешеной гонке Мэрион, закончившейся в мотеле Бейтса:
В ночном эпизоде следует усилить звуки машины, когда свет фар отражается в ее глазах. Надо следить, чтобы шум проносящихся мимо автомобилей был достаточно громким, чтобы почувствовать контрастную тишину, когда она оказывается у обочины дороги утром… Перед тем, как пойдет дождь, должен прозвучать гром, не очень сильный, но достаточно громкий, чтобы оповестить о надвигающейся грозе. Как только начнется ливень, шум дождя должен постепенно усиливаться, а шум проезжающих мимо грузовиков должен стать более приглушенным… Естественно, с момента включения «дворников» их шум должен быть слышен постоянно… Шум дождя должен быть очень сильным, чтобы, когда он закончится, стала ощутима тишина и странные звуки капающей воды.
В описании сцены, где детектив проникает в дом Бейтса, предписаны следующие звуки:
Арбогаст прислушивается, задерживает дыхание, слышит нечто, похожее на чье-то движение наверху, но понимает, что это может быть просто шорох самого дома после захода солнца… [Он] медленно поднимается по лестнице, осторожно ставя ноги на ступеньки, пробуя, не скрипят ли они.
В момент встречи Арбогаста со своим убийцей Хичкок предлагает:
Особые замечания должны быть сделаны о шагах по лестнице, потому что, хотя мы не видим «Мать», мы должны слышать шлепанье ее ног на лестнице, когда она преследует Арбогаста.
В сцене после убийства детектива Хичкок знал, какой эффект произведет на зрителей скрип лестничных ступеней:
Когда [Лайла] поднимается [по лестнице], она вздрагивает от скрипа и стона старых деревянных ступенек. Она продолжает подниматься уже более осторожно.
В сцене в душе и в следующих за ней сценах Хичкок делает весьма эмоциональные записи 8 января 1960 года для композитора Бернарда Херрманна и звукооператоров Уолдона О. Уотсона и Уильяма Расселла. И снова режиссер старается воздействовать на зрителя с помощью образа, а не музыки:
Во время убийства должен быть слышен шум душа и удары ножа. Мы должны слышать, как вода с шумом уходит в слив ванны, особенно когда дается крупный план воды… во время убийства. Шум душа должен быть непрерывным и монотонным, прерываемый только криками Мэрион.
После пяти последовательно снятых фильмов с Бернардом Херрманном Хичкок проникся глубоким уважением к тому вкладу, который внес в его фильмы талантливый, часто строптивый выпускник Джульярдской школы, уроженец Нью-Йорка. Основатель и дирижер камерного оркестра в возрасте двадцати лет, Херрманн, подобно Хичкоку, был придирчивым перфекционистом и педантом. Несмотря на то, что Херрманн был не из тех, кем можно легко руководить, композитор старательно следовал советам Хичкока по поводу первой трети «Психо», за исключением единственной – и незабываемой – вещи.
«Мистер Хичкок замечательно ладил с Берни, – вспоминал скрипт-супервайзер Маршал Шлом. – И проще всего можно было сохранить эти добрые отношения, дав Херрманну делать то, что он хочет. Мистер Хичкок окружал себя только людьми, которые знали, что они делают». Херрманн (он умер в 1975 году), однажды рассказал режиссеру Брайану Де Пальма: «Помню, как мы сидели в просмотровом зале после первого показа «Психо». Хич нервно ходит туда и сюда, говоря, что все это ужасно и что он собирался пустить этот материал в своем телевизионном шоу. Он просто с ума сходил. Он не знал, что сотворил. «Обождите минуту, – перебил я, – у меня есть кое-какие идеи. А что, если написать музыку только для струнных? Знаете, когда-то я был скрипачом». В тот момент Хич был вне себя. Понимаете, он снял «Психо» на собственные деньги и боялся полного провала фильма. В сцене в ду́ше он не хотел совсем никакой музыки. Вы можете себе это представить?»
Фактически Хичкок распорядился, чтобы «в эпизоде [в мотеле] с Мэрион и Норманом не было никакой музыки». Херрманн так сильно опасался состояния неопределенности, в которое вогнал себя Хичкок, что проигнорировал контрпредложение режиссера: резкая, пост-бибопная джазовая импровизация. Сценарист Стефано, бывший музыкант, вспоминал, как Херрманн рассказал ему, что хочет использовать только струнные. «Я подумал, что это будет звучать странно. Без ударных? Без ритмической группы? В то время я не догадывался, что он хорошо подготовился на опыте нескольких кинофильмов – «Головокружение», как отличный пример – к такой оркестровке. Но я чувствовал, что Бернард Херрманн был первым, кто, помимо Хичкока и меня, докопался до сути «Психо», кто первым воскликнул: «Ух ты… у нас тут есть кое-что еще». Для «Психо» Бернард Херрманн состряпал не что иное, как шедевр из скрипок и виолончелей, «черно-белую» музыку, которая словно пульсировала в кадре, терзая нервы зрителей. Музыка для этого фильма стала итогом всего, что он создал для Хичкока в предыдущих фильмах, передавая ощущения бездны человеческой психики, страхов, желаний, сожалений – другими словами, неиссякаемой вселенной Хичкока. Согласно Стефано, Хичкок был особенно доволен «визгливыми скрипками» Херрманна и «оценил его превыше всех, о ком он когда-либо говорил». Скупой на похвалы режиссер был так доволен музыкой Херрманна, что совершил неслыханное: он почти удвоил гонорар композитора, доведя его до 34 501 доллара.
Титры
Альфред Хичкок хотел, чтобы «Психо» с самого начала выглядел как солидный художественный фильм, снятый на скромные средства. Чтобы достичь этой цели, Сол Бэсс создал одни из своих самых знаменитых, хорошо запоминающихся титров. Хичкок заплатил Бэссу три тысячи, и стоимость производства видеоряда составила 21 000 долларов. Графический лейтмотив, предложенный Бэссом, состоял из нервозных, танцующих горизонтальных и вертикальных полос, которые расширялись и сужались, словно отраженные в зеркальных осколках. В стиле теста Роршаха они одновременно символизировали тюремную решетку, городские постройки и звуковые волны. «В те дни, – объяснял Бэсс, – мне нравились четкие, ясные, структурные формы, на фоне которых можно было совершать действие. Мне нравилось придавать слову «психо» больше энергии, потому что это было не только название фильма, но это слово имело некое особое значение. Я пытался сделать его маниакальным, и мне нравилась идея образов, дающих ключ к разгадке. Сложите картинку – и вот, вы кое-что узнали. Сложите еще несколько подсказок, и вы знаете еще кое-что. И все это вполне вписывается в схему «Пиф-паф, ой-ей-ей, умирает зайчик мой».
