Борис Леонов - История советской литературы. Воспоминания современника
206
Поэт Шестинский Олег Николаевич будучи в очередной раз на благословенной для него болгарской земле, где он учился, где у него было много друзей-поэтов, стихи которых он переводил, оказался среди приглашенных как секретарь Союза писателей СССР на торжественное заседание в столичном театре. На заседании присутствовали руководители республики, знаменитые гости. А буквально накануне самого мероприятия пришлось в компании друзей изрядно испробовать ракии.
Оказавшись в президиуме заседания, он умиротворенно расслабился. И в этот момент председательствовавший предоставил ему слово. Олег Николаевич неловко заспешил, запнулся и неожиданно для себя упал.
«Ну; все! Конец! Ведь поймут, что я перебрал! Сразу же сообщат. А выводы будут жесточайшие!» — нечто подобное, видимо, пронеслось в голове поэта — секретаря Союза писателей.
Мысли действовали буквально отрезвляюще. Мозг импульсивно искал выход из создавшегося положения. И нашел-таки искомое.
Олег Николаевич поднялся на колени и воздев руки, громко и торжественно произнес:
— Целую тебя, благословенная земля, за все, что ты сделала для меня, за верное славянское братство, за исконную дружбу с нашей великой Россией.
И вновь опустил голову на пол сцены, имитируя поцелуй.
Эффект оказался потрясающим.
Зал в едином порыве встал и приветствовал посланца братского народа за столь потрясающе-неожиданную и эмоционально-пронзительную здравицу…
207
Во время выездного Пленума Союза писателей СССР в Ленинграде, посвященного 70-летию Великого Октября, кто-то из ленинградских писателей вспомнил про Маяковского. И не по случаю юбилейного торжества, а при упоминании об обостренном чувстве справедливости у поэта.
— Вот тут, недалеко, — говорил пожилой писатель, — на Невском, в семнадцатом году произошел такой эпизод. На возвышении стоила дама и ораторствовала по поводу того, что большевики продают Россию, что Ленин — немецкий шпион, что надо обязательно бить немцев и воевать с Германией до победного конца.
Вдруг сквозь небольшую толпу слушателей пробрался высокий парень и раскатистым голосом заявил:
— А. ну-ка, дамочка, отдавайте мой кошелек!
— Какой кошелек? Вы с ума что ли сошли?
— Ничего не знаю. Только вы сперли у меня кошелек. Товарищи! Она украла у меня кошелек.
— Безобразие! Как вы смеете? Я вас вообще первый раз вижу. Какие у вас доказательства?
— А такие же, как и у вас в отношении Ленина и большевиков, которых вы тоже в глаза не видели.
Дамочка поспешила убраться, а в след ей слышался громкий хохот толпы…
208
Писатель Лев Владимирович Никулин, автор романов «России верные сыны», «Московские зори», рассказал, как однажды он встретился в Одессе с Юрием Карловичем Олешей.
— Ну, как вам наш город? — обратился к нему Олеша.
Он упорно отказывал Льву Владимировичу в праве называть себя одесситом, поскольку тот всего три школьных года прожил в Одессе.
— Не правда ли, странный это город? — продолжал Олеша. — Поезд сюда почему-то приходит в четыре тридцать утра. Зверски тянет в сон. Ни трамваев, ни такси. Кое-как доберешься до гостиницы «Лондонская».
Горит всего одна лампочка.
За конторкой старик-портье, с которым мы давно знакомы. Но он делает вид, что меня не знает.
Говорю ему:
— Номер с ванной.
Он спрашивает:
— Броня есть?
— Брони нет. Какая еще броня?
— А раз брони нет и номера нет. Что мы будем с вами устраивать оперу?
— Да у вас, — настаивает Олеша, — половина номеров пустует. Вон ключи на доске.
— А, может быть, гости ушли на прогулку.
— Это в пять утра? В феврале?
Портье не сдается:
— Вы их учить будете?!.. Ну, хорошо. Нате вам ключ, товарищ Олеша. Вы надолго? Или как в прошлом году?
— Давайте ключ. Какого черта вы со мной резонились?
Портье со вздохом:
— Боже мой! Надо же понимать. Пять утра. Скука. Хочется поговорить с человеком…
— Вот что такое Одесса…
Юрий Карлович замолкает и потом спрашивает:
— Разве подобное вы встретите в Москве или в Ленинграде? И сам же отвечает:
— Ни за что…
209
В редакции прозы издательства «Молодая гвардия» услышал из уст одной из сотрудниц историю о том, как она, учась в сороковых годах в Воронежском университете, была назначена ответственной по линии комсомола за организацию встречи с кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР Александром Трифоновичем Твардовским.
Актовый зал украшен. Он полон студентами и преподавателями. В президиуме уважаемые профессора. Все ждут прихода знаменитого поэта. Ждут десять, пятнадцать, двадцать минут…
Спустя сорок минут он появился на сцене. Но не пошел за стол президиума, а сразу направился к трибуне. Зал взорвался аплодисментами.
Твардовский встал в трибуну, взялся за края и пережидал аплодисменты. Когда они стихли, он сказал:
— Не буду произносить никаких речей… Лучше я вам почитаю стихи…
Возникла продолжительная пауза. И зазвучал его голос:
— Переправа, переправа…
И снова пауза, после которой вновь прозвучало:
— Переправа, переправа…
Из зала послышалось многоголосое:
— Берег левый, берег правый…
А еще через некоторое время Твардовский сказал: «Переправы не получилось». И оторвавшись от трибуны, отправился со сцены…
210
Поэты Владимир Фирсов и Геннадий Серебряков, бывшие в ту пору членами редколлегии журнала «Молодая гвардия», отправились к секретарю ЦК ВЛКСМ для «лакировки» того раздела в докладе первого секретаря на комсомольском пленуме, который посвящен был проблемам литературы и искусства.
Они работали с утра до двух часов дня.
Глянув на часы, секретарь ЦК Матвеев заметил:
— А сейчас пообедаем…
Ребята приободрились.
Но оказались глубоко разочарованными, когда услышали из уст у Леонида Ивановича:
— И встретимся у меня ровно в три…
— Ну надо же, жмот какой, — возмущенно говорил Фирсов, спускаясь с Серебряковым в лифте на первый этаж, где находился буфет. — Мы ему столько налудили, а он даже бутылки пива не поставил.
Они взяли какие-то салатики, сосиски с горошком, по чашке кофе.
— Я еще дайте нам бутылочку коньяка, — сказал Фирсов.
За столиком он разлил коньяк по стаканам, шпили, закусили.
После перекура поднялись на секретарский этаж.
— Наш умелец пришел? — спросил Фирсов у дежурного.
— Не понял.
