Борис Леонов - История советской литературы. Воспоминания современника
— Не понял.
— Матвеев вернулся с обеда?
— Да, Леонид Иванович у себя.
Ровно в три поэты вошли в кабинет.
Все уселись за стол, чтобы продолжить «лакировку» доклада.
Неожиданно Фирсов обратил внимание, что Матвеев вроде бы принюхивается к нему.
Он откинулся на спинку стула и заметил:
— А чего вы принюхиваетесь, Леонид Иванович?! Вчерашнее…
211
Мастер устных рассказов Ираклий Лаурсабович Андронников не раз воспроизводил эпизод своей поездки в составе туристской группы писателей в Италию в 1962 году на конгресс Европейского сообщества писателей.
Запомнилась ему эта поездка прежде всего потому, что именно во время ее ему по-настоящему раскрылся Эммануил Генрихович Казакевич, который не только прекрасно ориентировался на незнакомой местности как бывший фронтовой разведчик, но и как душа компании, выдумщик и шутник.
Дабы развлечь товарищей во время продолжительной поездки на автобусе из Флоренции в Рим, он предложил игру в слова.
Суть игры заключалась в том, что каждый должен назвать такое слово, из которого можно было бы составить имя и фамилию. Например, Веневитинов: Веня Витинов, пеницилин — Пеня Целин и так далее.
Все дружно загорелись идеей.
Стали поочередно предлагать свои варианты подобных имен и фамилий. И только у Ираклия Лаурсабовича ничего не получалось.
К нему подошел Казакевич и заговорщицки спросил:
— Неужто, так ничего и не придумали? А я вас считал умным человеком. Позор!
— Конечно, — это была его шутка, — признавался Ираклий Лаурсабович. — И тем не менее мне было очень неловко.
— Ну хотите я поделюсь с вами своим словом… Вы выдадите за свое… Скажем, велосипед — Василиса Пед…
В Риме они остановились в одном номере. Андронников предложил Казакевичу прогуляться по ночному городу. Сказавшись усталым, Эммануил Генрихович остался в гостинице. По городу пошли гулять втроем — Сергей Антонов, Даниил Гранин и Андронников. Бродили часа три. Долго стояли у знаменитого Колизея…
Когда Андронников вернулся в гостиницу, он тихо, чтобы не разбудить соседа, открыл дверь в номер и так же тихо прикрыл ее.
И тут услышал четкий вопрос:
— Чего это вы так долго?
Андронников объяснил, с какими чувствами они оглядывали ночной Рим и посетовал, что Эммануила Генриховича не было с ними.
— Вам кто-нибудь встретился по дороге? — неожиданно спросил Казакевич.
— Да, — ответил Андронников.
— И кто же?
— Коля Зеев.
Казакевич открыл глаза и поднявшись спросил:
— Сами придумали?
— Конечно. Кто же еще?!
— Я проверю, — предупредил Казакевич.
Потом спросил:
— Он был один?
Андронников ответил:
— Нет. С ним была целая рота Зеев.
Казакевич выдохнул и упал навзничь:
— Вы не можете представить себе, как я рад за вас! Я ведь просто страдал оттого, что вы в нашей игре оказались такой бездарностью!..
212
В канун десятого Всемирного фестиваля демократической молодежи и студентов в Берлине мы в «Молодой гвардии» опубликовали на обложке первое издание песни с названием нашего журнала. Над нотными строками значилось: «Перевод с немецкого А.Безыменского».
А вскоре стало известно, что Александр Ильич был очень огорчен этой публикацией, так как она напоминала о несправедливости первого издания. Не переводом с немецкого были слова песни, а оригинальным сочинением известного поэта.
И Александр Ильич сказал, что подобное переживание в жизни он испытал в Политехническом музее, где в очередной раз выступал Владимир Владимирович Маяковский.
Кто-то из публики прислал ему записку, которую, как и другие, Маяковский зачитал вслух: «Как вы относитесь к Безыменскому?»
— Очень хорошо, — ответил Маяковский. — Только недавно он огорчил меня плохим стихотворением. Особенно рифмой «свисток — серп и молоток».
Увидев в зале Александра Безыменского, он обратился к нему:
— Безыменский, а ну-ка прочитайте это стихотворение.
Пришлось Александру Ильичу встать и прочитать упомянутое стихотворение.
— Ну вот, видите! — сказал Маяковский. — Разве так пишут? А если у вас рифмовалась бы «пушка»? Выходило бы «серп и молотушко…»
213
Известный футболист Андрей Петрович Старостин, с которым меня по-соседски познакомил спортивный комментатор Николай Николаевич Озеров /Мы жили с Озеровыми в одном подъезде/ рассказал, как оказался за одним ресторанным столиком с Олешей и Шкваркиным.
Юрий Карлович не без иронии в свой адрес вспоминал, как в очередной раз «впав в нищету», послал телеграмму в Одессу, куда после успеха очередного спектакля по его пьесе отправился Василий Васильевич Шкваркин.
Нет, это, видимо, надо себе представить Василия Васильевича, который читает только что полученную телеграмму: «Поздравляю успехом вышли тысячу».
Юрий Карлович, отсмеявшись, подытожил:
— И что же думаете? На следующий день получаю ответную: «Спасибо выслал Шкваркин»…
214
Борис Михайлович Филиппов вспомнил как-то про остроту Николая Павловича Смирнова-Сокольского.
Во время челюскинской эпопеи, когда наши летчики спасали членов полярной экспедиции, встретились двое чиновников.
— Вы слыхали? — спросил один у другого.
— О чем?
— Шмидта сняли с льдины.
— Что вы говорите! И кого же назначили?..
215
Поэт Лев Адольфович Озеров вспоминал, как оказался со Светловым на поэтическом семинаре, работавшем в рамках Декады башкирской литературы в Москве.
Приступая к занятиям, Михаил Аркадьевич сказал:
— Мне предложили высказаться по поводу поэтического качества нескольких сборников стихов молодых авторов. Вот эти сборники передо мной. Охотно выполню предложение. Но прежде хочу спросить у вас: как будем разговаривать? По-декадному или по-деловому? Если по-декадному, то все вы гении и пойдемте в буфет, потому как здесь кроме минеральной воды нам ничего не подадут…
Переждав оживление аудитории, Светлов продолжил:
Ну, а если по-деловому, то речь пойдет всерьез и без скидок на молодость.
Семинар принял деловой характер обсуждения…
216
Известно, что первым, кто в Москве назвал Твардовского, уже автора «Страны Муравии», большим поэтом был Самуил Яковлевич Маршак. Это случилось в доме Союзов у вешалки.
Кто-то окликнул Твардовского.
Оглянувшись, Александр Трифонович увидел незнакомого человека в шубе и меховой шапке.
