Давид Каган - Расскажи живым
— Да! Помню! — Осмотрел еще раз, задержал взгляд на опухших ногах. — Да-а... У меня тоже всяко было. Сейчас в отряде начальником штаба. За фронтом уже побывал, на Большой земле. Наш командир отряда, — показал он на старшего лейтенанта. — А вот — комиссар Лукьянов.
— Врач, значит? — Комиссар, пожилой человек, с глубокими морщинами на лице, сочувственно рассматривает нас. — Как фамилия?
Я назвал себя.
— Ладно, завтра вас всех расспросим, запишем. А сегодня отдыхайте. — Комиссар поправил накинутую на сутулые плечи короткую брезентовую куртку с меховым воротником.
— Начштаба! Веди-ка их к себе, а мы с комиссаром здесь посидим. — Старший лейтенант опустился на ствол дерева, с которого мы только что поднялись.
На небольшой поляне стоят десятка два еловых шалашей. Немного в стороне — землянка. Крыша ее обложена дерном, у входа — врытый в землю стол. Тут же радиоантенна. В наступающих сумерках дым костров кажется преувеличенно большим. Партизан много, у костров группы людей, все чем-нибудь заняты. Плотный паренек в широких галифе, расстелив плащ-палатку, разбирает и смазывает ручной пулемет, а у соседнего костра полураздетый человек прожаривает над огнем нижнюю рубашку. Около землянки высокий военный в пилотке о чем-то рассказывает партизанам, оттуда доносится смех. Те, кто нас заметил, с любопытством рассматривают.
— Дежурный! — позвал начальник штаба.
— Я! — отозвался один из сидящих у землянки. На рукаве его черной поддевки красная повязка. Худощавый, средних лет человек с бледным остроносым лицом.
— Покажи им, как сделать шалаш. А насчет обуви сейчас что-нибудь сообразим.
Помогая нам, дежурный расспрашивает и неторопливо рассказывает о себе. Он учитель из Узды — поселка в Минской области. В партизанах с прошлого года. Отряд этот сформирован недавно, часть партизан, в том числе и он, переведены сюда для пополнения из других отрядов.
Подошел Лукьянов и стал помогать укладывать ветки.
— На ночь небольшой костер разожгите у входа в шалаш. Иначе не заснете, комары не дадут.
Комиссар по-хозяйски осмотрел со всех сторон еловую будку и направился к землянке. Вскоре оттуда принесли несколько пар обуви. Черные ботинки предложили мне. Размер мой, сорок первый. Я подержал их в руках, погладил подошвы и отдал обратно. На мои ноги сейчас нужна обувь не менее сорок пятого.
— Не унывайте, доктор! — послышался веселый голос сидевшего у землянки парня в пилотке. — Лапти сплетем, а через несколько дней и сапоги найдем.
Я принял его слова за шутку.
— Он умеет, — кивнул дежурный в сторону землянки. — На все руки мастер. И минер хороший.
Парень в пилотке не думал шутить. Пересев к костру, принялся плести лапоть, да так сноровисто, будто всегда этим и занимался.
Десантная группа отряда им. Калинина. Февраль 1943 г.
Во втором ряду сверху (посредине): справа командир отряда Степанов, слева — комиссар Лукьянов. В третьем ряду справа — фельдшер Ася Соболь, слева — радистка Екатерина Мальцева.
— Примеривайте! — бросил он готовый лапоть к моим ногам. — Если подходят, то и второй сделаю.
Лапоть большой, легкий. Обмотав ноги портянками, можно спокойно ходить. Через полчаса был готов и второй. На четвереньках заползаем в шалаш. Приятно пахнет смолой еловых веток и дымом костра. Впервые забыли об опасности.
Проснулись на рассвете. Раздувая угли погасшего востра, немного согрелись. К костру подсел дежурный. он бодрствовал всю ночь, на черном стволе его винтовки поблескивает роса.
Со стороны землянки послышалось ровное гудение. Что-то давно знакомое почудилось в этих звуках, и а вопросительно смотрю на дежурного.
— Динамо крутят, для рации, — говорит он.
— Здорово! А я думал, что у вас радиоприемник — и все.
— Одним, радиоприемником не обойдешься. Отсюда каждый день идут сообщения на Большую землю.
— И о нас сообщат? — спросил Сахно.
— Обязательно
— Как? И фамилии наши, и адреса? — заинтересовались мы. — Может быть, жив кто из родных, узнают. Воскреснем из мертвых...
— А как же. В штабе партизанского движения про каждого из нас все известно,
— Дельно! — одобряет Кузнецов. — А посмотреть можно, как разговаривают с Москвой?
Дежурный повел нас к штабной землянке. Позади нее на врытой в землю скамейке сидит низкорослый крепыш и заводной ручкой крутит динамо. Такое же динамо, как когда-то в детстве крутили мы, мальчишки, за что киномеханик разрешал бесплатно смотреть кино. Электрический кабель протянут в землянку, там работает рация. Словно музыку слушаем гудение мотора.
Возвращаясь обратно, к своему костру, спрашиваю дежурного:
— А вы как попали в отряд?
— Первую зиму у своих в деревне прятался от полицаев, а потом ушел в партизаны.
— В плену не были?
— Нет, бог миловал!
— Я не из любопытства расспрашиваю. Для меня сейчас каждый, кто не был в плену, какой-то особенный человек. Такой, как все, конечно, а все-таки иной... Завидую вам!..
Послышалась команда на построение отряда.
На левом фланге мы, новоприбывшие. Прежде всего прочли сводку Совинформбюро. Победив немцев под Курском и освободив Орел и Белгород, Красная Армия успешно наступает на юге и юго-западе. Комиссар читает негромко, но каждое слово отчетливо слышно. Затем начштаба огласил состав идущих в караул. Тем, кто отправляется на спецзадание, назначил время для разговора в штабе.
После построения Кириченко подозвал нас, раздал анкеты.
— Садитесь вон за тот стол, у штаба, и пишите. Потом поговорим, кого куда определить.
Для долгих разговоров у начштаба нет времени. Прочитав анкеты, он отложил их в сторону.
— Вам, доктор, поручим больных и раненых. Один наш раненый находится в соседнем отряде. Надо будет забрать его оттуда. Вы, Сахно и Мрыхин, — в помощь дяде Мише, на кухню. Не возражаете?
— Да хоть куда! — весело отвечают инвалиды.
— А что с тобой делать, механик танка? — Кириченко вопросительно смотрит на Кузнецова. — Пока нога на заживет, придется сидеть в лагере.
Подумав немного, спрашивает:
— Оружие чинить умеешь? Кому затвор починить, кому ложе. Мало ли разных загвоздок...
— Смогу, если инструмент найдется.
— Инструмент соберем.
Часа через два я и назначенный в санитары Ян Сырковский отправились за раненым в соседний отряд. Идти пришлось долго. Я насчитал шесть кварталов, пока дошли до места. Значит, шесть километров. Дорогой Ян рассказывает о себе. Он член бывшей польской партии коммунистов. Дважды, по несколько лет, сидел в каторжной тюрьме Картуз-Береза. Поперек левой брови и на затылке у него глубокие рубцы: жандармы старались в меру своих сил... Рассказал и о роспуске партии. Из-за нескольких провокаторов легла тень на всех членов. Партию, имеющую тысячи закаленных и преданных борцов, решили распустить.
