Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

Результатом перемирия от 28 августа стало то, что герцог Алансонский, а не король, должен был написать парижанам, чтобы убедить их сдаться. Мы не знаем текста этого письма, но оно упоминается в Дневнике Парижского Буржуа. "В это время арманьяки прислали письма скрепленные печатью герцога Алансонского. Эти письма, составленные в учтивой форме, адресовались, названным по именам, парижскому прево, купеческому прево, эшевенам и купцам, во многом преследовали цель, перессорить парижан друг с другом. Но эта хитрость была разгадана и в ответ отослано предложение больше не присылать подобных писем, потому что на них не будут обращать внимания" [282]. Более того, началась контрпропаганда, отголосок которой можно найти в Дневнике Клемана де Фокамберга: "Жители города объединились с гарнизоном, чтобы отразить нападение предпринятое Карлом Валуа [для парижан он не был королем и даже не Дофином] поскольку считали, что он собирается уничтожить Париж и всех его жителей, включая женщин и детей, во что было нелегко поверить, но во что, тем не менее, верили" [283]. В то же время в Нормандской хронике (Chronique normande) Пьера Кошона (Pierre Cochon, не путать с епископом Pierre Cauchon) говорится о чрезвычайно жестоком нападении с применением ручных кулеврин, которое могло бы увенчаться успехом если бы не вмешался Жорж де Ла Тремуй (была бы большая беда "поскольку нападавшие имели намерение убить всех жителей и сжечь город"). Согласно того же источника, герцог Бургундский прислал к Карлу VII герольда, чтобы сообщить, что он выполнит свои обещания, если штурм прекратится: "И поэтому упомянутый Карл приказал прекратить штурм, и если бы они не отступили, полагаю, что они захватили бы упомянутый город Париж, если бы им было предоставлено это сделать" [284]. Можно ли предположить, что Ла Тремуй в случае успеха, опасался массовой резни?

Всего пыла Девы и отваги ее соратников оказался недостаточно и штурм 8 сентября потерпел горькую неудачу, как в военном, так и в моральном плане. Казалось, что удача наконец-то покинула Жанну д'Арк.

9 сентября королевские войска отошли в Сен-Дени после того, как Карл VII  запретил новый штурм столицы, на этот раз с левого берега. Король не преминул заказать мессу в память о своем отце, и 12 сентября назначил Карла, графа Клермонского, генерал-лейтенантом всех отвоеванных территорий и тех, что предстояло отвоевать к северу от Сены. 13 сентября Карл VII сообщил клирикам, буржуа и жителям Реймса, которые уже опасались, что подвергнутся мести со стороны англичан и тем более бургундцев, что он действительно заключил перемирие с Бургундией, которое продлится до 25 декабря следующего года, и, что он больше не может держать свою армию в поле, так как это означало бы полное разорение страны, но что его намерение состоит в том, чтобы по окончании перемирия "восстановить всеми силами" свое королевство, и для этого он лично совершит "длинный поход по реке Сене".

Отъезд короля из Сен-Дени состоялся утром 13 сентября . Первая остановка на обратном пути была сделана в Ланьи-сюр-Марн, где Карл VII провел сутки. Затем через Провен, Брей-сюр-Сен (15 сентября ), брод через Йонну, недалеко от Санса, который все еще находился в руках враг, Куртене, Шаторенар король добрался до Жьена, где и отобедал (21 сентября). Как пишет Персеваль де Каньи в своей хронике, законченной в 1438 году, "так исчезла удача Девы и королевской армии" [285].

В XIX веке большое количество историков, опираясь на суждения современников, например, автора Хроники Турне (Chronique de Tournai), упрекали Карла VII за нерешительность, особенно во второй половине августа, отсутствии предусмотрительности, мужества, веры в Деву и двуличие. Короче говоря в слабохарактерности. Если бы он был более решительным, многие другие города, включая Сен-Кантен, Корби и Амьен, перешли на его сторону, Филипп Добрый смирился бы и запросил мира, парижане добровольно открыли бы ворота или штурм столицы увенчался бы успехом, а Бедфорд, в лучшем случае, сохранил бы за собой лишь Нормандию, хотя и она могла быть отвоевана. Считалось, что злыми гениями короля были Рено де Шартр и прежде всего Жорж де Ла Тремуй, возможно, из-за его старых бургундских симпатий, которые до поры до времени им скрывались. Давайте послушаем, что писал Жан Жувенель дез Юрсен в своем послании королю в 1440 году: во время Вашего путешествия на коронацию "бедный но верный народ, обрадованный Вашим приходом, открыл Вам ворота городов Труа, Шалон, Лаона, Реймса, Санлиса, Компьеня, Бове, Мелёна, Линьи и некоторых других. И если бы дело было доведено до конца, Вы бы без труда вернули себе все свое королевство" [286].

Во всех этих рассуждениях не учитывается тот факт, что английская армия во главе с Бедфордом, базировавшаяся под Мантом и Руаном, представляла нешуточную угрозу или, по крайней мере, производила впечатление таковой. Филипп Добрый, со своей стороны, взвесив все за и против, остался верен договору в Труа и этого не скрывал. Но прежде всего парижане, несмотря на отдельные заговоры и интриги, укрывшиеся за своими мощными укреплениями, в душе оставались в основном настроенными пробургундски.

Как пишет Монстреле, позицию Карла VII можно объяснить опасениями, что герцог Бургундский разорвет достигнутое перемирие или надеждой побудить последнего заключить "хороший договор".

В конце этой более чем наполовину успешной экспедиции, несмотря на разочарование или фрустрацию в конце, Карл VII, кроме решительного укрепления своего политического статуса, сохранил большое количество опорных пунктов в Шампани, Иль-де-Франс и вплоть до границ Нормандии, где он поставил решительных капитанов под командование своих лейтенантов, графов Клермонского и Вандомского, а затем только последнего. Баланс сил значительно и навсегда изменился в его пользу.

В этой кампании ведущая роль принадлежала не королю, а Жанне д'Арк и ауре пророчицы которая ее окружала. Как сказано в одной бургундской хронике: "Не было ни одной крепости, которая не сдалась бы по ее простому слову и предупреждению, веря и надеясь, что это божественное дело". "

Она собрала и вдохновила именем Иисуса людей, чтобы склонить народ к подчинению и повиновению упомянутому Дофину.

И сделано это было так хорошо, что молва о том, что она творит чудеса, распространилась повсюду, даже до Рима, и, что, как только она появлялась в каком-либо месте, люди, которые там находились, как бы они ни желали не повиноваться упомянутому Дофину или ей, все становились немощными и не имели никакой силы защитить себя от нее, и немедленно сдавались"

Жанна д'Арк считалась не только военачальником "ведущим за собой войска Дофина", но и человеком способным воздействовать на других увещеванием в устной или письменной форме.

Чудо Девы, этой молодой крестьянской девушки, которую можно было бы априори считать лишенной всякого красноречия, всякой тонкости языка, было также "чудом слова

Бездеятельность

В сентябре 1429 года (дата является ориентировочной) Бедфорду был направлен амбициозный меморандум, вдохновленный англофилом-бургундцем Югом де Ланнуа. Регенту советовали предоставить Филиппу Доброму, чтобы убедить его и его подданных "продолжать войну" (что явно указывает на то, что его упрекают в нерешительности) какое-нибудь "великое и знатное владение" (например Шампань, которую еще надо было завоевать), и ускорить, так необходимое, прибытие молодого Генриха в его французское королевство. Тем временем герцог Бургундский, получивший с 1 января 1430 года в свое распоряжение 1.000 латников и 1.000 лучников, оплаченных Бедфордом, и сопровождаемый собственными контингентами, займется обороной Парижа и "подготовкой пути для короля в Реймс, чтобы он мог там короноваться". Чтобы пробудить рвение Иоанна V, герцога Бретонского, который формально признал Генриха VI королем Франции, ему следует предложить графство Пуату (которое тоже  еще надо было завоевать). Что касается Ришмона, потерявшего пост коннетабля Карла VII, то он вполне может стать коннетаблем Генриха VI. Ему следует пообещать герцогство Турень, графство Сентонж, провинцию Они (Онис) и город Ла-Рошель, а также сеньории в Пуату принадлежавшие Ла Тремую, который был непримиримым врагом Ришмона. Все это тоже, предстояло завоевать. Ришмон из западных провинций, а герцог Филипп из Ла-Шарите-сюр-Луар (капитаном которого в течение многих лет был небезызвестный Перрине Грессар, который, действовал только в своих личных интересах, утверждая, что ведет борьбу за дело Генриха VI), могут организовать скоординированное наступление. И король (sic!) будет вынужден отступить в Лангедок, тогда как английская армия, посланная в Гиень, нападет на владения сеньора д'Альбре и графов де Фуа и д'Арманьяка. Вместо изнурительной осадной войны, не следует ли вернуться к войне маневренной? Пора создать сеть союзов, в которую вошли бы Савойя, король римлян Сигизмунд Люксембург, короли Кастилии, Арагона, Португалии и Наварры, герцоги Милана и Лотарингии и даже некоторые князья Германии [288]. Конечно, все это были "планы на бумаге", но это означало, что коронация Карла VII и успехи лета 1429 года открыли для него перспективы на будущее. Ничего еще не было решено.