Убийца с Грин-Ривер. История охоты на маньяка длиной в двадцать лет - Бин Холли
Когда психолог спросила Риджуэя, как бы он поступил, стань его сын свидетелем убийства, тот, подумав, ответил, что мог бы убить и его. Впоследствии это заявление было передано в прессу и доведено до общественности, так что Мэттью Риджуэй узнал о нем.
Риджуэй умел отличать добро от зла. Он прекрасно понимал, что делает. В детстве он не подвергался сексуальному насилию, хотя элементы психологического насилия в действиях его матери присутствовали. О суициде он никогда не помышлял. На вопрос, в чем, по его мнению, заключалась его главная проблема, Риджуэй ответил: «Мне хотелось убивать женщин».
Он никогда не задумывался о том, что чувствовали его жертвы. В своем нарциссизме он был уверен, что эти девушки существовали только ради него. Места их захоронений он считал своей частной территорией. Там они и после смерти оставались в его собственности.
Риджуэй открыто заявлял, что стремился стать самым прославленным серийным убийцей в мире. Именно поэтому он сначала признался, что убил сорок восемь девушек, потом повысил это число до пятидесяти двух, а в конце до семидесяти. Он следил за другими известными убийцами – в частности, Тедом Банди и Джоном Уэйном Гейси – и соревновался с ними.
Он мечтал прославиться именно как убийца проституток, поскольку считал их отбросами общества.
– Им нужны были только деньги, – говорил Риджуэй. – Деньги были их грехопадением.
Он считал, что его жертвы заслужили смерти, а он – места в истории. Он никак не хотел признать, что в действительности был трусом, охотившимся на самую уязвимую и беззащитную добычу.
Он считал, что детективы так его и не поймали, раз арест произошел по результатам анализа ДНК. Риджуэй был уверен, что совершил идеальное преступление и остался бы безнаказанным, если бы не те старые образцы, взятые с заделом на будущее.
Совершенные преступления он называл своей «карьерой». Говорил, что «преуспел в своем деле – в убийствах проституток». Он упоминал, что подумывал и об убийствах членов семьи – в частности, матери и двух последних жен, – но не мог этого допустить, потому что тогда бы его сразу вычислили.
Он очень обиделся, когда психолог в разговоре назвала его насильником. Следуя своей извращенной логике, он считал, что никого не насиловал, поскольку обещал заплатить за секс. Тот факт, что девушки не получали денег, поскольку он их убивал, не имел для Риджуэя значения. Он несколько раз повторил: «Я не насильник… Нет, не насильник… Я убийца, я не насиловал никого». Действительно, он пошел по легкому пути – не завлекал и не заманивал своих жертв, а просто покупал их.
В беседах он несколько раз упоминал о «раскаянии», но психолог быстро выяснила, что в действительности он имеет в виду сожаление – о том, например, что он оставил улики на некоторых трупах.
Риджуэй боялся смерти и, хотя казнь ему не грозила, много рассуждал о ней. Он что-то читал про смертельные инъекции; ему запомнилось, что это «просто укол, после которого засыпаешь и твое сердце останавливается, так что умираешь безболезненно». Психолог спрашивала его, тревожится ли он о своей загробной жизни. Риджуэй ответил, что не очень, потому что если он честно признается во всем и будет молиться, то попадет на небеса. Другие заключенные грозили, что в тюрьме ему придется несладко, но он все равно предпочитал пожизненное заключение смертной казни.
Риджуэй утверждал, что хочет помочь семьям жертв и потому дает признательные показания. На это психолог поинтересовалась не без язвительности, почему он не помог им еще в 1987 году, когда его допрашивали в полиции. «Потому что не хотел попасть в тюрьму», – ответил он. Его мысли неизменно возвращались к самому себе.
Он утверждал, что не думал о побеге, хотя и представлял себе, как случится землетрясение и он вырвется из тюрьмы. Вот только куда ему податься? За его голову назначена награда в сто тысяч долларов, а за границей ему нечего делать, потому что он не знает иностранных языков.
Относительно его мотивов Эллен О’Тул пришла к выводу, что им двигало не навязчивое сексуальное влечение, а гнев. Он хотел убивать, а не заниматься сексом. Секс был всего лишь способом взять жертву под контроль. Он наказывал своих жертв за то, что они были проститутками. После смерти они переходили в его собственность, и никто не мог заниматься с ними сексом, кроме него самого.
Не желая признаваться в этом даже себе, Риджуэй выдумал предлог для самооправдания: убивая проституток, он помогает полиции. Вот его собственные слова:
– Я… хм… думал, что оказываю вам, парни, услугу, убивая проституток, вы же не можете с ними справиться, а я могу. Хм… вам нельзя никому причинять вред. Ну… вы можете их арестовать, надеть наручники, можете толкнуть там или обругать… Но вы не можете… хм… решить проблему. Я оказывал… да, я уже сказал… хм… я оказывал вам услугу. Делал… хм… то, что вы сами не можете. Ну, вот с нелегальными эмигрантами… вы их сажаете в самолет и отправляете отсюда… хм… А проституток только арестовываете… они… хм… через час после тюрьмы снова идут на улицу. Хм… так что у вас, парни… хм… проблема. А я знаю… хм… знаю решение.
Ему предложили оценить свои действия по «шкале жестокости» от одного до пяти. Он оценил себя на три. Потому что он не пытал жертв. Они умирали быстро.
По результатам оценки психолога, Риджуэй не страдал никакими психическими заболеваниями. Он убивал своих жертв осознанно, методически и систематически. Его не сдерживали никакие моральные ограничения. Совесть не мучила его. Он убивал, потому что хотел. Потому что мог. Убивал, чтобы исполнить свои дикие фантазии.
Глава 23. Виновен
С того дня, когда Дэвид Райхерт стоял на берегу Грин-Ривер над трупами девушек, убитых Риджуэем, прошло уже больше двадцати одного года. На 5 ноября 2003 года было назначено первое заседание суда, где Риджуэю предстояло признать свою вину. Второе заседание должно было состояться примерно через шесть недель, чтобы судья огласил приговор.
Все пять месяцев, что шли допросы, сделка держалась в тайне, и родственники жертв не знали о ней. Теперь настало время уведомить их и объяснить причины, по которым прокурор Норм Маленг и шериф Дэвид Райхерт приняли такое решение. За счет офиса шерифа в одной из гостиниц в южном пригороде Сиэтла был арендован номер, куда приглашали по очереди каждую семью. Дэвид находился там три дня подряд, с восьми утра до восьми вечера. Он отвечал на вопросы, предлагал поддержку и, вполне предсказуемо, выслушивал упреки.
Большинство семей, узнав об условиях сделки, признало, что она позволяла по-настоящему осуществить правосудие. Но родственники минимум трех жертв пришли в ярость, узнав о том, что Риджуэй умрет собственной смертью, в то время как их дочери и сестры были убиты.
Сильно возмутился отец Дебби Эстес, Том. Он считал, что Риджуэй не заслуживает никакого другого наказания, кроме смертной казни. Он заявил, что детективы с самого начала плохо вели расследование и могли бы предотвратить многие убийства. И это после того, как по их с женой приглашению Дэвид Райхерт нес гроб с останками Дебби Эстес на похоронах! Тогда Том в слезах сказал ему: «Вы сдержали обещание». И вдруг резко сменил свою позицию.
Семья Констанс Наон нападала на членов следственной группы за то, что их якобы долгие годы держали под подозрением. Офицеры дорожной службы останавливали их без веских причин, а младших детей в семье поставили на учет как проблемных.
Тем не менее большинство родственников были на стороне следствия. Им объяснили, что перед оглашением приговора судья предложит им обратиться к убийце и высказать все, что накопилось у них на душе. Каждому на выступление будет отведено по десять минут, хотя этого, конечно же, недостаточно, чтобы выразить «безграничную и глубокую боль» и те чувства, которые они испытывают к Риджуэю. Решение о том, чтобы предоставить слово родственникам жертв, судья принял самостоятельно, считая, что необходимо показать общественности, кем в действительности были эти девушки. Не отбросами общества, какими их выставляла пресса, а энергичными молодыми женщинами, с собственными мечтами и надеждами. Этим мечтам и надеждам не довелось сбыться потому, что Гэри Риджуэй возомнил себя вершителем человеческих судеб. Так пусть теперь посмотрит в глаза тем, кто любил его жертв при жизни и оплакивал после смерти.
