Ричард Хэк - Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи
Руперт Харт-Дэвис, обозреватель журнала “Спектейтор”, назвал книгу “шедевром от Агаты Кристи”. Исаак Андерсон (напомним: обозреватель из “Нью-Йорк тайме”) восхищенно недоумевал: “Не верится, что такое вообще возможно, это нечто фантастическое. Самая изящная и остроумная среди загадочных историй Агаты Кристи”.
Миссис Кристи Мэллоуэн тоже была очень довольна этой книгой, вот это и впрямь какая-то фантастика. Ведь она никогда не считала себя выдающейся писательницей и не очень-то прислушивалась к мнению литературных обозревателей. Но об этом романе она говорит в “Автобиографии” с откровенной гордостью:
“Десять негритят” я написала, потому что меня захватила сложность задачи: выстроить сюжет так, чтобы десять смертей выглядели правдоподобными и чтобы сложно было вычислить убийцу. Процессу написания предшествовало долгое, мучительное обдумывание, но конечный результат мне понравился. История получилась ясной, логичной и в то же время загадочной, при этом она имела абсолютно убедительную развязку: в эпилоге все разъяснялось. Книгу хорошо приняли и хорошо о ней писали, но истинное удовольствие от нее получила именно я, потому что лучше всякого критика знала, как трудно было ее сочинять”.
“Десять негритят” (или “И не осталось никого”) продолжают выпускать стомиллионными тиражами, роман на протяжении десятков лет остается одним из мировых бестселлеров.
Последнее, что она написала до войны, – “Печальный кипарис”, опубликованный в марте 1940 года. Агату очень огорчила обложка. Она, конечно, не имела права диктовать художнику свои требования, но, увидев силуэт кипариса на “небесном” тускло-голубом фоне, написала Эдмунду Корку гневное послание: “Это удручающая банальность!!!” Сама она представляла обложку более строгой: “Только черный и белый, это было бы броско, стильно и оригинально”.
Неизменно дипломатичный Корк ответил, что вообще-то обложки уже напечатаны и “вряд ли издатели захотят пустить их под нож, но, разумеется, если вы очень на этом настаиваете, они покорятся”.
Огорчала не только обложка, но и отзывы критиков. “Нью-Йорк тайме” сдержанно заметила, что “это не лучшее произведение Агаты Кристи”. Шотландская газета “Скотсмен” изъяснилась более определенно: “Печальный кипарис” не так убедителен и гораздо менее оригинален, чем прежние истории миссис Кристи”.
Между тем педантичные немецкие вояки действовали с методической жестокостью, и однажды ополченцы действительно увидели в небе над Девоном вражеские самолеты. Несколько бомб упали неподалеку от Гринвея – к счастью, никто не пострадал. Сделав свое черное дело, “мессер-шмитты” с ревом неслись дальше, исчезая в ночной темноте. В этих самолетах и в этих летчиках не было ничего романтического. Они казались Агате вместилищами ненависти и несли на своих крыльях смерть.
В это суровое военное время Максу выпала удача заняться по-настоящему важным делом. Учредитель Британского института археологии в Анкаре попросил его приехать в Лондон и помочь организовать сбор денег и продовольствия для изувеченного землетрясением турецкого города Эрзинджана – оно унесло тридцать пять тысяч жизней. Агата (которой было тогда около пятидесяти) осталась в Гринвее вместе с Розалиндой. Сама она нанялась в больницу Торки, вызвавшись поработать в аптеке (хотела освежить свои фармацевтические знания): “Что и говорить, со времен моей молодости наука не стояла на месте. Появилось множество новых пилюль, таблеток, присыпок, мазей и прочих препаратов”.
Через некоторое время после бомбежек Девона Агата уехала в Лондон, они с Арчи поселились на Шеффилд-террас, но вскоре и на эту улицу стали падать бомбы. Дома напротив были разрушены до основания, а их дом пострадал от ударной волны, особенно сильно верх и цокольный этаж. Агате было особенно жаль любимого рояля: “Мой “Стейнвей” уже никогда не будет звучать, как прежде”.
Война подступала все ближе, теперь приходилось прятаться за шторами затемнения и привыкать к вою сирен.
В общем, “идеальный дом” Мэллоуэнов был изранен фугасными бомбами, посему Розалинда жила в Гринвее, а Макс и Агата переехали в Хэмпстед, на Лон-роуд. Несколько лет назад там воздвигли ультрасовременные бетонные здания, спроектированные канадским архитектором Уэллсом Коутсом. В одной из тамошних квартирок Агата проведет почти всю войну, почти все время в одиночестве. Исключительно в компании силихем-терьера Джеймса, которого на нее оставляла Карло (дорогой ее “адъютант”), поскольку дни напролет теперь трудилась на военном заводе.
Лорду Джорджу Амброзу Ллойду[47] очень понравилось, как Макс работал над составлением карты рельефов Турции. По рекомендации лорда он и попал потом в отдел разведки при британских ВВС. А поскольку Макс хорошо знал арабский, его откомандировали на Ближний Восток. Впервые за десять лет совместной жизни Агате и Максу предстояла длительная разлука. Но, как говорится, чем дольше разлука, тем слаще встреча. Они приказали своим сердцам набраться терпения, и каждый погрузился в предписанные военным положением хлопоты.
Агата начала работать в аптеке университетского колледжа, а вечерами, вернувшись в свою квартирку, садилась за рукопись. Работа помогала скрасить одиночество. И разумеется, любимец Карло терьер Джеймс. Иногда еще ездила в Гринвей к Розалинде.
Розалинде скоро исполнялся двадцать один год, и она почувствовала себя взрослой. Да, она больше не была девчонкой, хихикающей с подружками над подростковыми шутками и нафантазированными влюбленностями. Роз и раньше не очень-то охотно делилась с матерью своими девичьими тайнами, а теперь отдалилась от нее еще больше. Это иногда случается с детьми, когда они изо всех сил стараются защитить свою независимость.
Однако материально она была зависима от Агаты, жила в ее доме и на ее деньги. С работой ничего не получалась. На приеме в Женские вспомогательные воздушные силы она провалилась, в Территориальную армию[48] тоже поступить не смогла. Но честно искала работу. Правда, скорее чтобы не мучила совесть, а не по острой необходимости, как большинство ее сверстников. В ту пору Розалинду больше занимали иные проблемы. Она была влюблена, однако хранила это в тайне.
Первая улика была косвенной: рядом со вторым телефонным аппаратом – в дочкиной спальне – Агата обнаружила пепельницу, полную окурков. Будучи опытным мастером детективных головоломок, миссис Кристи мигом поняла, что здесь ведутся долгие секретные разговоры. С кем именно, Агата установила лишь в тот момент, когда Розалинда небрежным голосом сообщила, что выходит замуж за Хьюберта Причарда. Жених был человеком спокойным и рассудительным. Этот статный, пригожий малый служил в Королевском Уэльском фузилерном полку, одном из старейших в британской армии[49].
Хьюберт был однополчанином Джека и частенько гостил в Эбни-Холле. В Гринвей он впервые приехал вместе с “тетей Москитиком”. Ну а приглашение приезжать еще последовало от Розалинды.
Хью был на двенадцать лет старше своей невесты, владел старинным фамильным поместьем на привольных лугах Колвинстона, в Поллирэче (пригород уэльского города Вейл-оф-Гламорган). Эту усадьбу он получил в наследство.
“Мама, надеюсь, ты хочешь приехать на церемонию бракосочетания?” – так прозвучало приглашение на свадьбу. Агата, разумеется, хотела присутствовать при столь важном событии в жизни единственной дочери. Но почувствовала, что та не очень этому рада. Возможно, сказывалось подспудное опасение, что присутствие мамы на церемонии как-то нивелирует взрослость новобрачной и даже отодвинет ее на второй план (поскольку мама была очень знаменита). Однако Агата проявила твердость. И в ближайший понедельник будущая жена и будущая теща отправились на поезде в Северный Уэльс, в город Денби. Город этот знаменит перчаточной фабрикой, недостроенной церковью и тем, что одиннадцатого июня 1940 года в местном регистрационном бюро актов гражданского состояния двадцатилетняя дочь Агаты Кристи стала миссис Причард.
Теперь перейдем к теме куда менее романтичной. Несмотря на предпринятые Обером меры предосторожности, американские налоговики вцепились в Агату Кристи намертво, и поэтому деньги на ее английских счетах таяли. В письмах Эдмунду Корку все чаще звучала тревога по поводу состояния дел. “Неплохо было бы, если бы вы там разобрались с финансами, на случай моей внезапной кончины”, – писала Агата в июне, понимавшая, что в любой момент может погибнуть, если бомба угодит в ее дом.
Через месяц она спрашивает: “Собираются американцы платить хоть что-то? На моих банковских счетах сплошь отрицательное сальдо, хотя они по-прежнему не грешат превышением кредита”.
Литературные агенты и поверенные (и американские и английские) горячо обсуждали щекотливую ситуацию, в которой оказались доходы их клиентки. Ведь налоговая служба США, по сути дела, заморозила американские счета Агаты Кристи – до уплаты налогов. В Англии тоже надо было платить налоги, но банковские операторы ждали денег из Америки, где был основной источник доходов Кристи. Финансовые споры не утихали, однако в моменты передышки Агата продолжала писать.
