Максим Гуреев - Альберт Эйнштейн. Теория всего
Однако противостояние в неклассической науке Эйнштейна объективного и интересного не является неразрешимым и уж тем более противостоящим самому духу поиска. Эти две, казалось бы, полярные области, напротив, дополняют друг друга, превращая парадокс в закономерность, а нереальное в обыденное.
По воспоминаниям Бернарда Коэна, физическая интуиция определялась Эйнштейном как основной двигатель «драмы идей», внутри которой сохранялись все коллизии и хитросплетения умственного процесса. И даже тогда, когда поиск не приводит к эпическим результатам, когда изначально верно заданное уравнение не находит своего окончательного решения, это не отменяет живого дыхания научного процесса, подобного живому организму, что проходит как продуктивные, так и контрпродуктивные фазы своего развития.
«Человек, который никогда не ошибался, никогда не пробовал сделать что-нибудь новое», – говорил Эйнштейн. Следовательно, не надо бояться ошибаться, потому что это естественно и заложено изначально в природе любого творчества. Бесконечное многообразие вариантов всегда даст возможность добросовестному исследователю найти единственно правильное решение.
Впрочем, на это могут уйти годы и годы, а жизнь человека конечна. Прекрасно осознавая это, Эйнштейн всякий раз говорил с печальной улыбкой: «Я научился смотреть на смерть как на старый долг, который рано или поздно надо заплатить».
Воображаемый Эйнштейн
Мир – сумасшедший дом. Известность означает всё.
Альберт Эйнштейн«Мгновение – это все, что у тебя есть. Словно охотник в поисках добычи, ты охотишься за чем-то неуловимым, что может рассказать о человеке больше, чем все остальное. Твоя работа – собрать воедино все черты, характеризующие человека… Художник имеет преимущество – он может работать с объектом неторопливо на протяжении нескольких сессий; у фотографа только одна сессия, и та длится долю секунды».
Фред Стейн, фотограф (публиковался в журналах «Time», «Life»)14 марта 1951 года актовый зал Принстонского университета был переполнен: происходило чествование Альберта Эйнштейна, который в этот день отмечал свой семьдесят второй день рождения. Кроме друзей, коллег и учеников нобелевского лауреата на мероприятии также присутствовали многочисленные журналисты и фотокорреспонденты.
Казалось, что от бесконечных вспышек невозможно скрыться.
Когда же наконец официальная часть торжества была завершена, Альберт Эйнштейн в обществе доктора Франка Эйделота, в прошлом главы Института перспективных исследований, и его супруги незаметно выбрались на улицу и сели в машину. Эйнштейн попросил отвезти его домой.
Однако буквально за мгновение до того, как автомобиль должен был тронуться с места, дверь распахнулась, и в салон с фотокамерой наперевес заглянул очередной папарацци.
– Да улыбнитесь же наконец, профессор! – воскликнул он.
Эйнштейн нашелся мгновенно: не меняя задумчивого выражения лица, он показал язык очередному собирателю «горячих» фотографических карточек.
Раздался щелчок затвора, и вспышка на мгновение залила белым светом салон автомобиля.
Фотокорреспондента звали Артур Сасс.
Карточка Эйнштейна, показывающего язык, была снята на немецкую камеру Contax IIIA. По тем временам это был один из самых современных и технически совершенных фотоаппаратов.
Через несколько дней Альберт Эйнштейн увидел свою фотографию с высунутым языком и был в восторге.
На одном из отпечатков, который ученый подарил своему другу, журналисту Говарду Смиту, ученый написал: «Вам понравится эта гримаса, потому что она обращена ко всему человечеству». С тех пор фотография Артура Сасса так и стала называться: «Послание Альберта Эйнштейна человечеству».
О том, что Эйнштейн любил фотографироваться, мы писали в предыдущих главах. Причем делал он это артистично, с удовольствием и даже изобретательно.
С фотографом Фредом Стейном Альберт познакомился уже в Америке. Это был известный репортер, автор знаменитых портретов Набокова и Дали, Пастернака и Брехта, Томаса Манна и Ле Корбюзье.
Сейчас, рассматривая фотографии Стейна с изображением Эйнштейна, неизбежно приходишь к выводу, что поиском неуловимого наряду с фотографом занимался и сам портретируемый. Мы видим, как ученый старательно и в то же время непринужденно выполняет просьбы Фреда, но при этом, заглядывая в объектив фотокамеры, он как бы общается с самим собой, прекрасно понимая, что каждое запечатленное мгновение и есть отражение его сути. Таким его увидят тысячи, миллионы зрителей, и он должен быть предельно откровенен с каждым из них, совершенно не стесняясь признаваться в том, что порой он может быть комичен, сентиментален, даже простоват, ведь «слава делает меня все глупее и глупее, что, впрочем, вполне обычно».
Выпуск французской газеты France-soir от 19 марта 1951 г. со знаменитой фотографией Альберта Эйнштейна на первой полосе.
Например, в начале 1930-х годов камера безымянного фоторепортера запечатлела Альберта Эйнштейна на премьере картины «Огни большого города» вместе с Чарльзом Спенсером Чаплиным.
Впоследствии Чаплин вспоминал: «Я заметил, что в финале Эйнштейн украдкой утирал глаза – лишнее доказательство того, что ученые неизлечимо сентиментальны». И действительно, на совместной с режиссером и актером фотографии Альберт Эйнштейн выглядит растерянным и смятенным. На многочисленные вопросы напористых журналистов об увиденном Эйнштейн проговорил что-то типа – кино Чаплина любят и понимают во всем мире и он уверен, что Чаплин станет великими человеком.
Острый на язык Чарльз немедленно парировал: «Вашу теорию относительности не понимает никто в мире, но вы все-таки стали великим человеком».
О робости, в которой Эйнштейн не любил признаваться, мы уже говорили. Вполне возможно, что он, испытывая известное удовольствие от всеобщего внимания, не умел быть «светским львом», отчего комплексовал, смущался и сердился.
Видимо, так получилось и в 1951 году в Принстоне, когда Эйнштейн ретировался после торжественной части, не желая становиться центром всеобщего поклонения, не зная законов светской жизни и уже не считая необходимым их постигать.
Сбежал, одним словом, и тут же нарвался на репортера, запечатлевшего его отношение к происходящему.
Супруги Эйнштейн и Чарли Чаплин после премьерного киносеанса. 1930-е гг.
Однако в минуты фотосъемок Эйнштейну удавалось оставаться живым человеком, и обычный зритель, пусть даже и не осведомленный о достижениях портретируемого (во что верится с трудом), понимал, что перед ним не напыщенный истукан, а такой же, как и он, человек, со всеми его проблемами и переживаниями.
