Карлис Озолс - Мемуары посланника
Мне представился гражданин Кащенко, квалифицированный рабочий в кожаной куртке, возбужденно рассказывая о своей беде:
– Я рабочий, но у меня довольно хорошая небольшая квартира. Есть и две хорошие картины. Вчера ваш секретарь Михельсон их купил для вас. Так он сказал. Денег у него при себе не было, и он предложил поехать в латвийскую миссию, отвезти картину и получить деньги.
Моя жена согласилась, с ней поехала и ее сестра Фениченко. С тех пор они бесследно исчезли.
Я тут же приказал привести Михельсона, показал его гражданину Кащенко:
– Это он купил картину?
– Нет, совсем другой.
– Другого у нас нет, это провокация.
Мне сразу стало ясно: это дело рук ГПУ. Это понял и Кащенко. Я его подробно расспросил обо всем. Оказалось, какой-то их дальний знакомый предложил ему продать обе картины секретарю латвийской миссии для самого посланника. Автомобиль, на котором приехал тот знакомый с мнимым секретарем, имел латвийский флажок. Кроме того, «секретарь» позвонил в миссию, словом, не могло быть никаких сомнений в том, что картины покупает латвийский посланник через Михельсона.
Я сразу понял, Кащенко явился необходимой жертвой, провоцировали и желали скомпрометировать меня. Воображение нарисовало всю картину советского суда, где в качестве обвиняемого фигурирует гражданин Кащенко по делу о незаконном сбыте картин. Но суровый во всех других случаях прокурор находит смягчающее вину обстоятельство в том, что наивного, доверчивого гражданина ввел в заблуждение латвийский посланник. Конечно, открылся бы широкий простор для резких выпадов против всего капиталистического строя и «подрывной работы», которую ведут буржуи в борьбе с единственной в мире пролетарской страной СССР. Этот план был расстроен неосторожным и совсем непредвиденным шагом Кащенко. Провокаторы не ожидали, что он обратится в латвийскую миссию. Я был чрезвычайно рад, благодарен и очень сочувствовал ему.
Кащенко был энергичным и толковым рабочим, я его сердечно просил зайти ко мне еще раз, рассказать, чем закончилась вся эта история. Если же ему неудобно по каким-то причинам, пусть придет кто-то из его близких. 19 сентября ко мне явился гражданин Фениченко, отец обеих женщин, увезенных четыре дня назад. Он поведал:
– Когда мой зять Кащенко вернулся из латвийской миссии, мы бросились разыскивать нашего знакомого, посредничавшего при продаже картин. Мы забрали его силой и пригрозили расправиться самым решительным образом, если он не скажет, куда делись женщины с мнимым секретарем. Испугавшись, он рассказал, что они все четверо мирно ехали, вдруг автомобиль задержали милиционеры за якобы неправильную езду. Штраф – рубль, но «секретарь» запротестовал, отказался платить и приказал ехать в милицию. Когда мы подъехали к участку, оказалось, это ГПУ. Женщины страшно испугались, в растерянности одна из них сняла с пальца золотое кольцо и передала «секретарю». Автомобиль остался во дворе ГПУ, а меня отпустили.
Кащенко и Фениченко привели к следователю ГПУ. Пришлось прождать полтора часа, пока их допросили. «Посредника» следователь выпустил через другую дверь.
– От следователя мы узнали об аресте женщин, он отпустил только меня, старика. Кащенко тоже арестовали как сообщника незаконной продажи картин.
Я заявил НКИД энергичный протест. Тем не менее Кащенко и его жена были высланы из Москвы в административном порядке.
Такая атмосфера окружала нас все время, таковы условия, в которых приходилось работать, всегда чувствуя себя под надзором, в таинственном окружении. Ежедневно нужно было ждать подвоха, быть готовым к самым неожиданным провокационным выходкам, предвидеть западню. Так чувствовали себя мы, дипломатические представители. А каково ничем и никак не огражденным советским гражданам.
Кража «записной книжки» у Троцкого латвийским военным атташе
Провалившийся план лишь озлобил агентов ГПУ. Шантаж посланника провалился. Тогда агенты решили прибегнуть к еще более грубому приему. 4 октября 1924 года арестованный секретарь эстонского генерального консула в Ленинграде Росфельдт дал показание, напечатанное в советских газетах, о том, что латвийский военный атташе на приеме у военного комиссара Троцкого украл с письменного стола его записную книжку. Только позднее мы узнали уже из «дела» Бирка, что Ростфельдт – агент ГПУ.
Вскоре юные пионеры «школы Маркса» явились в латвийское посольство и потребовали, чтобы оно вернуло украденную книжку их почетному шефу Троцкому. Я сам вышел к ребятам, вступил с ними в беседу и с любопытством слушал, как они заученно отвечали на вопросы, как хорошо была отрепетирована вся эта сцена. Можно от души хохотать над этой безусой делегацией, ибо все это фантастично и глупо.
Тем не менее советская пресса раздула дело, якобы принимая его всерьез, а карикатурист Дени в «Известиях» № 222 поместил карикатуру, изображавшую латвийского военного атташе с моноклем, тащившего со стола записную книжку. Наверху стояло пояснение: «Латвийский военный атташе на приеме у наркомвоендела, пользуясь тем, что товарищ Троцкий отвернулся, стащил у него со стола записную книжку». Внизу подпись: «Дипломат за сверхурочной работой». Латвия тогда имела только одного военного представителя, теперешнего генерала латвийской армии Баха, который находился в Москве до 1922 года и ни разу не был принят Троцким, впрочем, как и никто другой из наших представителей. Абсурдность обвинения была так очевидна, вся эта история выглядела наивной бесцеремонной выдумкой, можно лишь удивляться, если бы к удивлению не примешивалось чувство брезгливости и отвращения. Цель этой примитивной мистификации ясна: показать русскому народу, что даже военный комиссар Троцкий открыто обворовывается «обнаглевшими буржуями». По этому случаю я даже не желал протестовать. Иронизируя, просил НКИД предложить комиссару Троцкому опровергнуть эту шантажную клевету, но, конечно, он этого не сделал. Вернее всего, ему и не сообщили о моем предложении, потому что и это совместная работа НКИД и ГПУ. Опровергать в данном случае означало уличать самих себя.
Но шантажировались не все государства, да и представители шантажировались не одинаково, разделившись на категории. В первую входили страны Средней зоны Европы, особенное внимание было обращено на Балтику, Польшу и Финляндию, а из восточных стран больше всего на Японию. Конечно, Англия тоже входила в эту первую группу. От шантажа были избавлены Китай и Ближний Восток. Уже из этого разделения внимательный наблюдатель мог понять, каковы планы иностранной политики СССР, на чем она строится, куда стремится, чего добивается, кого ловит и кого временно милует.
