Михаил Алексеев - Пути-дороги (Солдаты - 2)
На этом месте смелая жар-птица -- тщеславная Васина мечта возвращалась к своей исходной точке. Горячий румянец покрывал лицо комсорга: он стыдился, что так далеко зашел в своих мыслях. Тем не менее он ждал, когда бойкая и смелая подружка-мечта вновь расправит крылья и понесет его в свое безграничное далеко.
Камушкин вздрагивал от звучного храпа ездового.
-- Ну... тише же, -- умоляюще шептал он, дотрагиваясь до фиолетового Кузьмичова носа, выводившего какую-то увертюру.
-- Рисуешь, Рафаэль?
Начальник политотдела! Вася сразу узнал его голос. Художник и не заметил, как Демин подошел к их повозке.
-- Рисую, товарищ полковник... -- сказал Камушкин, обернувшись к начподиву.
-- Добро! Но выглядишь ты плохо. Почему отказался ехать в госпиталь?
-- Не мог я. Такие события!..
-- События... -- Демин поглядел на реку, словно бы там и вершились эти самые события, о которых думал Камушкин. Добавил мечтательно: -- Да, события, братец! -- и перевел взгляд на румын, которые, кучками сбившись у своих домов и переговариваясь меж собой, неотрывно смотрели в сторону переправлявшихся советских войск.
-- Бравю!* -- говорили они уже смелее, указывая на русских солдат.
До румын доносились гул моторов, голоса красноармейцев, ржание лошадей, скрип повозок, лязг гусениц, свист бичей, громыханье походных кухонь, из которых сыпались на землю красные искры, отчетливо отбиваемый шаг ротных колонн -- все те особенные и хорошо знакомые фронтовикам звуки, что рождаются ночным передвижением крупных войсковых масс. Румыны прислушивались к этим звукам с таким же робким и вместе с тем светлым, приподнято-обнадеживающим душевным трепетом, с каким люди прислушиваются к первому весеннему водяному потоку, сорвавшемуся с гор и с неудержимой, торжествующей силой хлынувшему в долину, когда бывает и боязно, но больше -радостно и весело.
* Храбрый, мужественный (рум.).
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
Разгром гитлеровцев на ясско-кишиневском направлении совершался по тщательно разработанному плану. Вспугнутый и сильно раненный фашистский зверь вначале, как ожидалось, метнулся на юго-восток, но напоролся на перерезавшие ему путь наши войска. Тогда он устремился на запад, но убедился, что и там уже не пройти. Многотысячная гитлеровская армия, состоявшая из двадцати двух дивизий, была зажата в могучих тисках Второго и Третьего Украинских фронтов.
Оставив огромную группировку немцев у себя в тылу (там было достаточно сил, чтобы окончательно добить окруженного врага), советские войска рванулись вперед, в глубь Румынии. Города мелькали как в калейдоскопе. Ни днем, ни ночью не приостанавливалась неутомимая погоня за другими группировками гитлеровцев. Если пехота слишком отставала от механизированных частей, ее сажали либо на коней, либо на танки. Ночные городишки наполнялись звонким цокотом конских копыт и лязгом танковых гусениц.
Наступление было таким ошеломляюще-быстрым, что гитлеровцы не успевали разрушать города. Ночью над узкими улицами горели электрические и газовые фонари, по тротуарам расхаживали пестрые и важные, как индюки, полицейские.
Им всем было известно, что это наступление повлечет за собой серьезнейшие последствия.
Пока был еще конец августа, и об огромном историческом значении своего похода советские солдаты могли только догадываться.
Разведчики Забарова давно уже мчались на конях далеко впереди своей дивизии. Им навстречу бесконечной вереницей двигались румынские солдаты. Их даже нельзя было назвать пленными: в плен румын никто не брал. Увидев советских солдат, они торопливо прикладывали руки к своим рыжим остроконечным пилоткам, кричали:
-- Армата Рошие!.. Армата Рошие!..
Вместо винтовок румыны несли различные ременные вещи -- уздечки, чересседельники, а также то, что могло им пригодиться в хозяйстве: топоры, вилы, лопаты; один даже волок на себе обыкновенное ярмо. Должно быть, эти крестьяне, виноградари, кузнецы и землепашцы меньше всего думали о "Великой Румынии от границ Болгарии до Южного Буга". Они робко подходили к разведчикам и, потея под своей ношей и толстыми ранцами, смуглолицые и большеглазые, говорили что-то непонятное, перебивая друг друга.
-- Куда путь держите, служивые? -- простецки обратился к ним на всякий случай Ванин. -- Отвоевались, что ли? Давно бы так!
Румыны загалдели еще горячей.
Георге Бокулeй, ехавший вместе с забаровцами, переводил:
-- Они спрашивают, что им делать, куда идти.
-- Куда ж им еще? Путь-дорога у них теперь одна -- домой. Пускай начинают жить по-человечески, -- солидно выкладывал Сенька, взявший в свои руки инициативу в беседе с румынами. -- Так и переведи, Бокулей, им.
-- А все же куда они идут сейчас? Спроси их, Георге, -- сказал Забаров.
Но румыны сами догадались, что хотят от них узнать.
-- Акасэ... акасэ!* - дружно заговорили они.
-- Ну, и идите к себe в акасэ, -- распоряжался Сенька. -- Скажите, я приказал вaс демобилизовать.
Забаров и Шахаев не возражали против Сенькиного "приказа".
-- Нуй бун рэзбоюл!** -- не унимались румыны.
-- О чем это они? -- осведомился Ванин у Бокулея.
-- Говорят, что война -- плохое дело.
-- Так это у них война "разбоем" называется? Подходящее названьице. Со стороны Гитлера да вашего Антонеску война и была чистым разбоем. Всю Одессу... Так вот скажите им, Бокулей, что мы пришли сюда всякому разбою конец положить. Так и переведи. И пускай сматываются на все четыре стороны!..
* Домой (рум.).
** Война (рум.).
Многие румыны тотчас же сворачивали с дороги, направляясь по домам. Но были среди них и такие, которые боялись идти домой: над ними все еще довлели суровые армейские законы.
В одном месте Бокулей соскочил с коня и закричал:
-- Фрате!.. Димитру!..
В солдате, гнувшемся под ранцем, Георге узнал своего родного брата. Это был рядовой стрелок из румынского королевского корпуса, стоявшего в районе Гарманешти против одного из полков генерала Сизова. Еще раньше разведчики со слов Георге Бокулея знали, что брат его Димитру Бокулей был свидетелем расстрела капрала Луберешти. Может быть, поэтому разведчики смотрели на младшего Бокулея с некоторой неприязнью.
-- Ну как, отвоевался, гвардеец?.. Как поживает твоя Мама Елена? -спросил Сенька, и выпуклые глаза его налились кровяной мутью, что было явным признаком наступающей грозы. Он холодно предложил отпускную и этому солдату, но Димитру пожелал остаться с братом. И чтобы eму нe отказали, быстро поведал разведчикам интересную новость, объяснившую наконец причину того, почему румынские войска прекратили всякое сопротивление.
-- Капитуляция, значит? -- полюбопытствовал Никита Пилюгин, с удовольствием произнося слово, о существовании которого вряд ли подозревал раньше. -- Полная?
