Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный
Так и есть. Наверное, с другого аэродрома поспешили сюда. Прикидываю: по количеству самолетов силы примерно равны. Но у нас горючее на исходе и мы не можем по-настоящему ввязаться в бой. Отстреливаемся, скупо маневрируем, подстраховывая друг друга.
Показывается группа из шести самолетов, которую я, предвидя такую ситуацию, оставил на аэродроме и теперь вызвал по радио. Это вносит перелом - "мессершмитты" отваливают...
Один за другим самолеты производят посадку. Мы с замполитом и начальником штаба ведем мысленный подсчет. Вот последний. Значит, кто-то не вернулся.
Ждем докладов от командиров эскадрилий.
- Нет лейтенанта Булкина, - тихо говорит капитан Соколов, подходя.
А в это время разъяренный Саша Майоров направляется к тому месту, где стоит самолет Шахова.
Шахов, бледный, какой-то весь натянутый, настороженный, горбящийся, курит возле дерева, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.
Майоров последние метры преодолел почти бегом, вцепился своими длинными цепкими руками в грудь Шахова.
- Я тебя, гада, сейчас казнить буду. Ты! - Майоров кричал, и лицо его все больше приобретало выражение безотчетного гнева. - Почему свернул и остался, когда мы подошли к линии фронта, к зенитному огню? Почему не пошел за нами?
Шахов не сопротивлялся, только опустил безвольно руки, забыв о папироске, и она дымила себе меж его пальцев. Красивое лицо было теперь обезображено жалкой гримасой трусливого унижения.
- Саша, погоди...
- Да чего годить!
- Я не могу. Не могу себя пересилить. Ну, может, мне не дано.
- А-а! - взвился еще пуще прежнего Майоров, однако Шахова выпустил и в изумлении отступил от него. - Ему не дано! Кто-то должен, а ему не дано. Тебя надо понять, правда? Подыскать тебе другое местечко, так сказать, по способностям, да? Разделим сейчас все, всю армию, весь народ на тех, кому дано и кому не дано. Одни будут ходить в атаки, в разведку, на дзоты, на бомбежки, получать раны, умирать, а другим не дано!
- Может, это ты должен был Булкина спасти от смерти, - вмешался Федоренко, - а тебя не оказалось.
- Я тебе Булкина не прощу, - глухо выдавил из себя Большов, вот так, напрямую, связав после слов Федоренко два этих факта - смерть друга и трусость Шахова.
- В следующий раз, - уже с ледяным спокойствием произнес Майоров, пойди и соверши все, что надо. Если больше ничего не сможешь, то хоть умри честно. Понял?
Шахов молча кивнул и вытер ребром ладони сбежавшую на щеку слезу.
Обычно малоразговорчивый Скрыпник сказал и тут коротко:
- А повторишь прежнее - сами потащим в трибунал.
- Нет! - возразил Майоров и подошел к Шахову вплотную. - Будет иначе. Если увижу, что уходишь, сам пойду за тобой и расстреляю в воздухе. Все повернулись и пошли прочь.
Шахов стоял у дерева, голова опущена, плечи содрогались. Ему было стыдно поднять глаза. Стыдно было смотреть на механиков, которые возились у его машины, даже себе под ноги было стыдно смотреть.
Виктор Васильевич Власов имел совершенно особую способность чувствовать, где ему надо быть. Он подошел, потоптался вокруг Шахова.
- Ладно, хватит.
Шахов вздрогнул, стал торопливо перчаткой вытирать лицо.
Самолеты уходили вновь.
- А ты останься, - сказал замполит, Они молча наблюдали за взлетом.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать.
- Вот видишь, солидный уже человек...
Шахов поднял глаза, в них мелькнула надежда. Ему очень хотелось найти опору. Как утопающему почувствовать твердую руку - и полностью ей довериться. И очнуться уже на берегу. Потому что теперь он сам ничего не мог.
- Еще не все потеряно, - продолжал замполит после паузы. - Ты ведь неплохо летаешь, очень даже здорово. Мог бы стать настоящим асом. Но страх идет впереди тебя.
Шахов быстро закивал головой и так же быстро заговорил:
- Взлетаю - ничего. К линии фронта, к зениткам, подхожу, или "мессера" появляются - ноги трясутся, прямо стучат по педалям, а сознание делается как не мое.
- Ерунда! И со мною вначале так было, - замполит, конечно, говорил неправду. Помолчал.
- Мы ведь на войне не просто деремся. Все мы становимся бойцами лучше и лучше. И людьми лучше и лучше. Есть у нас один моторист, в бога верит. Говорит: "Зачем вы меня все перевоспитываете? Разве не все равно, верю я в бога или нет? Главное, чтобы обеспечивал работу мотора. А я, вы уже знаете, дело делаю не хуже всех неверующих". Отвечаю ему: "Правильно, толково работаешь. Но мне не все равно, с какой мыслью дело делается и жизнь живется. Потому что ты думаешь: бог кару за какие-то грехи послал - а это фашизм войну развязал. Ты думаешь: бог тебя защитил при бомбежке - а это Соболев, Панкин или Шахов успели взлететь и разогнали "юнкерсов".
Услышав свою фамилию, Шахов умоляюще посмотрел на замполита, но не поймал на его лице никаких признаков нарочитости.
- Мы с тобой вот что сделаем, - вернулся замполит к главной теме. Пойдем четверкой. Ты и трое самых сильных летчиков полка. Твоя главная задача - сбить. А они гарантируют безопасность. Согласен? После этого сразу станешь другим.
Шахов благодарно и жалко улыбнулся.
Они долго ходили вдоль опушки. Говорил Власов, а Шахов лишь изредка. Стали возвращаться с задания. Началась заправка машин.
- А сейчас пошли обедать.
- Нет! - испуганно отшатнулся Шахов. - Я не могу.
- Ты что - так есть и не будешь?
- Как же есть? - с болью спросил Шахов. - Меня отец приучал: раз ешь, значит, заработал. А я...
- Пошли.
- Нет, я... Я после всех...
- Вот что, - жестко сказал Власов, - отныне ты мой ведомый, ясно? И марш за мной!
Под невысокими сосенками протянулись длинные столы. Во время боевой работы обедали здесь, Власов подошел к свободному краю и демонстративно сказал:
- Садись, Юра.
Перед ними поставили две самодельные, выкроенные из алюминия и склепанные местным жестянщиком миски с супом. Суп обжигал губы, а макаронинки, упавшие с ложки на край миски, быстро замерзали.
Метрах в пятнадцати на сосне прибит кусок фанеры. Обычно полковой киномеханик вывешивал тут свои объявления или появлялись неожиданно дружеские шаржи или боевой листок. Но сейчас на фанере висело что-то другое. Власов спросил:
- Фонарев, что там?
- Фронтовая газета. Тут про наших. "Слава лучшим!" - называется статья. И вот фамилии... Власов выслушал и тихонько сказал Шахову:
- Вот увидишь, ты еще этот список продолжишь. Я верю...
Неожиданно ворвались звуки летящего самолета.
- Булкин! - радостно вскочил Большое. Но это была пара "мессершмиттов", Прошли низко над полем и пропали за противоположной кромкой леса.
- Товарищ капитан, - позвал Скрыпник Соболева. - Помните? Посмотреть, может, чего сбросили? - Не сбрасывали, - ответил командир первой эскадрильи. - Я наблюдал. Теперь не сбросят. Мы не на "лаггах" теперь...
