Бэри Ковард - Оливер Кромвель
Кромвель не оставил членам парламента причин для сомнений в том, что от них ожидали обеспечения как реформации, так и денег, но, как всегда, его речь не дала особого руководства в том, какие реформы требовались, и не содержала какого-либо ощутимого оптимизма по поводу того, будут ли они кому-то подчиняться; вместо этого она пессимистично завершалась рекомендацией «не спорить о ненужных и бесполезных делах, которые могут отвлечь вас от продолжения такой славной работы», как, по его мнению, они сделали два года назад[264].
Однако, когда парламент приступил к работе, он оказался исключительно объединенным и производительным. Удивительно, что исключение Советом около сотни избранных членов парламента вызвало меньше критических комментариев в Вестминстере, чем за пределами парламента. Типичным примером последнего служит опубликованный позднее памфлет «История бывшего парламента», в котором язвительно сравниваются эти исключения с нарушениями парламентских привилегий Карлом I в январе 1642 года, когда он попытался арестовать пять членов: это было преступление, в двадцать раз превышающее поступок короля, «с последующей за этим большей враждой и кровопролитием»[265].
Единственный важный протест в парламенте, выраженный сэром Джорджем Бусом, который 8 сентября 1656 года представил прошение, подписанной 75 исключенными членами парламента, привел к пятидневным дебатам, угрожавшим вырасти в главный конституционный спор о злоупотреблениях властью протектора.
Но он не состоялся, и члены парламента действовали очень дружно в течение следующих нескольких недель, рассматривая указы против «претендующих на титул Карла Стюарта» и расценивая нападки на личность протектора как измену.
Кроме того, хотя субсидии на войну против Испании не принимались до января 1657 года, члены парламента высказали твердую поддержку войне. Парламент отверг 8 октября 1656 года как день общественного благодарения за захват испанской эскадры с сокровищами британским военным флотом 9 сентября, чему Кромвель обрадовался как знаку провидения. Эго было не только «подходящей и своевременной милостью», но и указанием на то, что Бог «будет еще оказывать нам настоящую помощь, когда это необходимо»[266]. Несомненно, слово «еще» указывает на веру Кромвеля в то, что это утешительный знак (несмотря на недавние «упреки») того, что он и народ до сих пор имеют божье благословение.
Кромвель приветствовал готовность парламента настаивать на продвижении реформы. До конца года были обсуждены предложения, среди других дел, о регулировании количества пивных, о предоставлении бедным работы и о запрещении «неприличной моды» среди женщин — вопросы, близкие сердцам религиозных людей и их заботе о реформации нравов. Даже надежды Кромвеля на правовую реформу в начале ноября были удовлетворены, когда предложения о суде закона и справедливости в Йорке были приняты членами парламента и обсуждались планы учреждения региональных регистратур для утверждения завещаний и для регистраций графских земель. Когда Кромвель во второй раз 27 ноября обратился к Палате Общин, он восторгался достижениями членов парламента: «Хотя вы заседаете совсем недолго… вы издали много хороших законов, результат от которых люди Республики с удовольствием увидят в будущем»[267].
Но в силу ненависти к армии (а следовательно, к «Орудию управления», который многие члены парламента считали военной конституцией) и сильной религиозной нетерпимости вопросы, вызвавшие основные столкновения между протектором и его первым парламентом, вскоре возникли и во втором парламенте. 28 октября 1656 года ирландский член парламента Вильям Джефсон поднял вопрос о превращении протектората в наследственный, и хотя это не получило значительной поддержки в парламенте, отчеты иностранных послов предполагают, что вопрос о пересмотре конституции с целью ослабить влияние армии обсуждался на закрытых заседаниях и что некоторые близкие Кромвелю люди принимали в этом активное участие. Что типично вообще для 50-х годов, нет достаточного материала для полного анализа о способе, которым в период протектората принимались решения. Однако есть довольно много свидетельств, чтобы понять, что это не было просто правлением одного человека. Не толщ ко роль Совета, предписанная первой конституцией протектората, заставляла Кромвеля принимать во внимание все его рекомендации; многие действия Кромвеля в течение всей его жизни носили следы влияния тех, кто его окружал. Следовательно, поучительно увидеть, что зимой 1656–1657 гг. консервативные штатские политики часто появлялись среди тех, к кому он обращался за советом. В феврале 1657 года была даже информация о том, что Оливер Сент-Джон и Пьерпонт были в Уайтхолле, но теперь его контакты с союзниками 40-х годов, политическими индепендентами, стали редкими. В конце 1656 года важнее было его тесное сотрудничество с группой советников, не имевших связей с армией, в состав которой входили Эдвард Монтегью, Чарльз Говард, сэр Чарльз Уолслей, Виконт Фоканберг (будущий его зять), Натаниел Финнее, Балстроуд Уайтлок, сэр Томас Уидрингтон и, (помимо всех) Роберт Бойль, лорд Брогхил, который (на короткое время в 1656–1657 гг.) был главным политическим наперсником Кромвеля, какими для него в разные периоды прошлого были Айртон, Ламберт, Харрисон, Сент-Джон и другие. Сотрудничество Кромвеля с Брогхилом началось в 1649 году, когда он убедил Брогхила присоединиться к его ирландской экспедиции. Как и его отец Роберт, первый граф Корка, который разбогател как поселенец и плантатор в Ирландии, Брогхил был связан там с протестантскими делами, потом участвовал в подавлении ирландского восстания. Его главной политической целью в британской политике (как английской, так и шотландской) в 50-е годы было продвижение режима к монархической, «гражданской» конституции без какого-либо военного влияния. В декабре 1656 года Брогхил и его друзья считали, что «сейчас время для целеустремленных действий, проект генерал-майоров теперь становится явно опасным, а Его Высочество имеет такой исполнительный парламент, чтобы поддержать его в этом отношении, и здравомыслящие люди в основном полны надежд на то, что они увидят этот прекрасный день восшествия на трон».
Однако до конца 1656 года нет ни малейших доказательств того, что сам Кромвель способствовал какому-либо такому решению. Он даже был настоятельно не расположен рассматривать вопрос о наследовании, как и Елизавета I. Однако в первые недели нового года позиция Кромвеля изменилась и к концу февраля он открыто выступал за отказ от «Орудия управления» в пользу конституции, одобренной парламентом. 27 февраля со значительной политической храбростью он заявил армейским офицерам, сильно сопротивлявшимся перемене: «Наступило время прийти к соглашению и отложить произвольные занятия, настолько неприемлемые для народа»[268].
