Светлана Алексиевич - Цинковые мальчики
На таможне, когда возвращалась, заставили снять все до бюстгальтера.
- Кто вы?
- Врач-бактериолог.
- Покажите документы. - Взяли документы. - Открывайте чемоданы. Будем шмонать...
Я тащила с собой назад старенькое пальто, одеяло, покрывало, шпильки, вилки... Все, что из дому брала. Выгрузили на стол:
- Вы что, сумасшедшая? Стихи, наверное, пишете?
Мне здесь невмоготу. Здесь страшнее, чем там. Там вернулся из Союза, кто что привез - садимся за один стол. Третий тост. Молча. За тех, кто погиб. Сидим за столом, а мышки прогуливаются, в туфлях сидят. В четыре часа вой... Первый раз вскочила: "Девочки, волки". Девочки смеются: "Молитву мулла читает". Я долго-долго в четыре утра просыпалась.
Хотелось продолжения. Просилась в Никарагуа. Куда-нибудь, где война идет. Не мирится душа с этой жизнью. Не хочет. На войне даже лучше. Там оправдание есть всему. И хорошему, и страшному. Невероятно?! Но приходит эта мысль в голову..."
Врач-бактериолог.
"Я его первая выбрала. Стоит высокий, красивый парень. "Девочки, говорю, - мой". Подошла и пригласила на дамский вальс, девушки приглашают кавалеров... А я - судьбу.
Очень хотела сына. Договорились: если родится девочка, дам имя ей я. Будет Олечка. Родится сын, даст имя он. Будет Артем или Денис. Родилась Олечка.
- А сынишка будет?
- Будет. Пусть только Олечка подрастет.
Я родила бы ему и сына.
- Любочка, не пугайся. Молоко пропадет... - Я малютку грудью кормила. Посылают в Афганистан...
- Почему ты? У тебя маленький ребенок.
- Не я, кому-то другому выпадет. Партия велела - комсомол ответил: есть.
Он был преданный армии человек. "Приказы, - повторял, - не обсуждаются". У них в семье у матери очень сильный характер, и он привык слушаться, подчиняться. В армии ему было легко.
Как провожали? Мужчины курили. Мать молчала. Я плакала: кому нужна эта война? Дочка спала в люльке.
Встретила на улице дурочку, юродивую, она часто появлялась в нашем военном городке, на базаре или в магазине. Говорили люди, что молодой ее изнасиловали, и с тех пор она даже мать не узнает. Остановилась возле меня:
- Вот привезут тебе мужа в ящике, - засмеялась и убежала.
Я не знала, что случится, но я знала - что-то случится.
Ждала его, как у Симонова: жди меня, и я вернусь... В день могла написать по три, по четыре письма и отправить. Мне казалось, что тем, что думаю о нем, тоскую о нем, я его берегу. А он писал, что здесь, на войне, каждый делает свою работу. Выполняет приказ. И кому какая судьба. Не волнуйся и жди.
Когда я бывала у его родителей, об Афганистане никто не вспоминал. Ни слова. Ни мать, ни отец. Уговора такого не было, но все боялись этого слова.
...Одела девочку, чтобы нести в детский сад. Поцеловала. Открываю дверь: стоят военные, и у одного в руках чемодан моего мужа, небольшой, коричневый, я его собирала. Со мной что-то произошло... Если я их впущу, ни принесут в дом страшное... Не впущу, все останется на своих местах... Они дверь к себе - хотят войти, а я не себе - не впускаю...
- Раненый? - У меня еще эта надежда была, что раненый.
Военком вошел первый:
- Людмила Иосифовна, с глубокой скорбью должны сообщить, что ваш муж...
Слез не было. Я кричала. Увидела его друга, бросилась к нему:
- Толик, если ты скажешь, я поверю. Что ты молчишь?
Он подводит ко мне прапорщика, сопровождавшего гроб:
- Скажи ей...
А того трясет, он тоже молчит.
Подходят ко мне какие-то женщины, целуют.
- Успокойся. Давай телефоны родных.
Я села и тут же выпалила все адреса и телефоны, десятки адресов и телефонов, которые я не помнила. Проверили потом по записной книжке - все точно.
Квартира у нас маленькая, однокомнатная. Гроб поставили в клубе части. Я обнимала гроб и кричала:
- За что? Что ты кому плохого сделал?
Когда ко мне возвращалось сознание, я смотрела на этот ящик: "Привезут тебе мужа в ящике..." И опять кричала:
- Я не верю, что здесь мой муж. Докажите мне, что здесь он. Тут даже окошечка нет. Что вы привезли? Кого вы мне привезли?
Позвали его друга.
- Толик, - говорю, - поклянись, что здесь мой муж.
- Я своей дочкой клянусь, что там твой муж. Он умер сразу, не мучился. Больше ничего тебе не скажу.
Сбылось его: "Если придется умереть, то так, чтобы не мучиться". А мы остались мучиться...
Висит на стене его большой портрет:
- Сними мне папу, - просит дочка. - Я буду с папой играть...
Окружит портрет игрушками, разговаривает с ним. Ночью укладываю ее спать:
- А куда стреляли в папу? Почему ни выбрали именно папу?
Приведу ее в садик. Вечером надо забирать домой - рев.
- Не уйду из садика, пока за мной не придет папа. Где мой папа?
Я не знаю, что ей отвечать? Как объяснить? Мне самой только двадцать один год... Этим летом отвезла ее к маме в деревню. Может, там его забудет... У меня нет сил плакать каждый день... Увижу, как идут вместе муж, жена и ребенок с ними - душа кричит... Встал бы ты хоть на одну минуту... Посмотрел, какая у тебя дочка!.. Для тебя эта непонятная война кончилась... Для меня - нет... А для нашей дочери она будет самая длинная... Ей жить после нас... Наши дети самые несчастные, они будут отвечать за все... Ты меня слышишь?
Кому это я кричу?.."
Жена.
"Когда-то я думала: рожу сына... Сама себе ржу мужчину, которого буду любить и который меня будет любить. С мужем мы разошлись... Он ушел от меня, ушел к молодой. Я его любила, наверное, поэтому другого не было...
Сына растили с мамой, две женщины, а он - мальчишка. Встану тихонько и слежу из подъезда: с кем он, что у него за компания?
- Мама, - вернется домой, - я уже взрослый, а ты меня пасешь.
Маленький был, как девочка. Беленький, хрупкий, он у меня восьмимесячным родился, искусственник. Наше поколение не могло дать здоровых детей, росли мы в войну - бомбежки, стрельба, голод... Играл он все время с девочками, девочки его принимали, он не дрался... Любил кошек, завязывал им банты.
- Купи, мамочка, хомячка, у него шкурка тепленькая, как мокренькая.
Покупался хомячок. И аквариум. И рыбки. Пойдем на базар: "Купи мне живую курочку... Рябушку..."
И вот я думаю: неужели он там стрелял? Мой домашний мальчик... Не для войны он был... Мы его очень любили, лелеяли...
Приехала к нему в Ашхабад в учебную роту:
- Андрюша, я хочу пойти поговорить с начальником. Ты у меня один... Здесь граница близко...
- Не смей, мама. Надо мной будут смеяться, что я маменькин сынок. И так говорят: "Тонкий, звонкий и прозрачный".
- Как тебе тут?
- Лейтенант у нас хороший, он с нами как с равными. А капитан и по лицу может ударить.
- Как?! Мы тебя с бабушкой никогда не били, даже маленького.
- Здесь мужская жизнь, мама. Лучше вам с бабушкой ничего не рассказывать...
