Андрей Богданов - Суворов
В этом невероятном трехчасовом бою, где русские солдаты вели себя, как неорганизованная шляхта, а драгуны и гусары Новицкого действовали четко, напрасно погиб герой Орехова граф Кастели. Оплошали даже суздальцы: молодой подпоручик Лаптев слишком поздно повел 15 солдат в штыки; перераненные бойцы не смогли прорваться, Лаптев и 8 солдат погибли, а остальные попали в плен. Суворов просто кричал «о распутности Веденяпина»; 2 июля 1770 г. он за нераспорядительность и трусость был отдан под суд вместе с бежавшим с поля боя поручиком Кузьминым (Д I.118).
Веденяпин был виновен, но Суворов признал в рапорте Веймарну, что его система предупреждения и взаимной поддержки постов, до того эффективная, не сработала. Генерал до последнего момента «почитал, что все тихо и в порядке». Офицеры Главной армии, ответственные за коммуникационную линию от Львова до Сандомира, не просто «пропустили», но, по словам Суворова, «почти напустили» бунтовщиков на его район. Командиры постов не имели связи и не знали, что происходит у них под носом; Дитмарн «не заметил» боя во Фрамполе в 6 верстах от себя! Бойцы капитана Голяшева подоспели к Фрамполю, когда конфедераты оттуда ушли, позаботившись о раненых и даже похоронив всех убитых!
Хладнокровное мужество противника заставило Суворова воздать похвалу Новицкому. Хотя прорыв в Литву не удался (русские уже надвигались со всех сторон), конфедераты с честью вернулись назад к Пулавскому. «Они потеряли под Франполем только от двадцати до тридцати человек, — писал Суворов, — раненых они своих имели с собою не больше». Во всей экспедиции русские отняли у Новицкого не более 150 человек, в т.ч. 7 пленными, «из которых велел я отдать одного их раненого гусара на волю в монастырь в Колбушеве», — констатировал Александр Васильевич.
Историю с Веденяпиным, которую многие командиры постарались бы замолчать, Суворов широко использовал как пример для воспитания войск. Он указал, что на посту Веденяпина было «больше обид» местному населению, чем обычно (П 9). Гонясь за противником, этот человек «роскошных ндравов» в деревне Старые Соли остановился в доме у шляхтича, у которого «в благодарность» за сведения о неприятеле отобрал коня. Во Фрамполе, вместо того, чтобы сразу расставить караулы, Веденяпин приказал бить кнутом евреев (явно вымогая взятку). Жадный и бессовестный человек, внушал подчиненным Суворов, должен был потерпеть поражение.
Подчеркнув глубину нравственного падения Веденяпина, Суворов противопоставил ему благородное поведение противника. После боя «возмутительский командир Новицкий похоронил убитых в своем присутствии человеколюбиво, также содержал пленных ласково, а раненых велел отвести в Люблин, еще им дал на дорогу два червонца; их было тринадцать и уже человека три умерло. Я велел отписать… к Пулавскому, чтобы если хочет, наших пленных отпустил, и что я ему столько же людей пришлю».
Нравственное превосходство давало победу. Путь к поражению лежал через «роскошества». В письме Веймарну «Примечания для экзерцирования» от 3 марта 1771 г. Суворов рисует картину повреждения нравов солдат в условиях, когда «есть кошелек — кофе у пана готов». «Командир в замке, на панском дворе, — иронизирует Александр Васильевич, — спрашивает шпионов, рассылает их, пишет рапорты, отдает приказы (не заботясь о секретности); рядовые по дворам пьют вино, пиво, едят готовое хорошее кушанье, за то еще им давай провиантские деньги. Нужное солдату полезно, а излишнее вводит в роскошь — мать своевольства[39]. (Выделено мной. — Авт.) Кажется, что на это только одно правило: когда их где потчевали, отрядным командирам тот день записывать и не выдавать им провиантских денег, чтоб не богатели или после не мотали. Лучше, когда заслужат, дать им царскую милость. А за пьяного — больно бить его унтер-офицера. У меня под Ландскороном таких пропало и убито трое» (Д I.243).
В бою за Ландскрону было переранено немало офицеров, которые в погоне за роскошью надели яркое шляхетское платье. Много офицеров перестреляли у Древица, впадавшего с полком в роскошества в Кракове. — «Чего лучше, как по сему гербу целить? Пример берут с них и рядовые, уже им и государева шляпа лоб жмет, уже подмышками и кафтан тесен!»
Рождение в войсках склонности к лихоимству и утрата армейской идентичности при общении с местными жителями, переходе на местную пищу и одежду, были, конечно, опасны. Но Суворов не был бы собой, если бы предлагал командующему русскими войсками в Речи Посполитой лишь меры охранительные. Напротив, случай с Веденяпиным он использовал для экстренного доведения до войск новых требований по атакующим действиям, основанных на опыте и убеждениях полководца, подкрепленных переменами в Главной армии, победоносно сражавшейся с турками.
АТАКА
Польские конфедераты оживились неслучайно. В 1770 г. основные военные действия сместились от Хотина, стоявшего у границы Речи Посполитой и Османской империи, далеко на юг, вглубь турецкой территории. Там, где прежде находились русские войска, остались гарнизоны и тыловые команды. В войне наступил перелом. Сама военная стратегия и тактика изменились.
За короткое время между кампаниями 1769 и 1770 гг. П.А. Румянцев сумел переподготовить войска. Обнаружив, что «каждый полк имел свой образ, отличествующий от другаго» настолько, что являл собой «как бы иное войско», гениальный полководец создал и в марте 1770 г. разослал в полки свой «Обряд службы для равенственного отправления в армии»[40]. В отличие от «Полкового учреждения», он был обязателен для всей пехоты 1-й армии.
Требуя, чтобы солдат обучали «со всякими подробностями, но притом с кротостью и каждого особо», полагаясь, как и Суворов, не на наказания, а на моральные стимулы, Румянцев пошел дальше: он отменил «все лишние приемы», как в учении, так и в бою. Петр Александрович упростил солдатский шаг, отказавшись от прусского «гусиного». Вместо строя в три шеренги он ввел более простой в перестроениях двухшереножный, каким с 1765 г. учили маршировать егерей, уповая, что русская пехота и в таком построении способна отразить неприятеля огнем. Упрощено было все, вплоть до караульной службы и устройства лагеря; даже побудку в походе заменил генерал-марш, под который армия должна была немедля готовиться к выступлению.
Отчасти это были вынужденные меры, ведь привести полки к единому образцу по полной программе в короткое время между кампаниями было невозможно. А упростить обучение вымуштрованных солдат было легко. Суворов вспоминал в письме Веймарну от 3 марта 1771 г. о бесконечном числе команд, принятых при нем в Суздальском полку, которые в бою оказались бесполезны. Заучивать приходилось «тысячу таких слов».
