Иван Лажечников - Походные записки русского офицера
Фельдмаршалы Веллингтон, Шварценберг, Вреде и Блюхер со многими другими знаменитыми полководцами различных держав присутствовали при этом смотре. Между ними было и несколько французских генералов, в числе которых заметил я барона Дамаса, бывшего начальника Астраханского гренадерского полка. Среди сынов Марсовых любопытно было видеть и любимиц Граций, прибывших из Туманного Альбиона на равнины Шампании любоваться военным зрелищем.
Нельзя не упомянуть здесь о прекрасной черте скромности великого князя Николая Павловича. Приехав накануне смотра в наш лагерь для выбора себе бригады, он не хотел принять от корпусного начальника, генерала Ермолова, почести, должные брату российского императора, и на все изъявления оных повторял несколько раз: «Я только бригадный командир и помню мои обязанности». Его высочество явился под начальство генерала, как следует подчиненному, и до тех пор не хотел накрыться шляпой, пока этот сам не надел ее.
День тезоименитства возлюбленного государя был ознаменован новым блестящим парадом. Шесть каре были расположены в долине[40] близ Вертю, седьмой на отлогости горы. Первые составляли пехота, артиллеристы и спешенная конница; последний – наши две гренадерские дивизии с их артиллеристами. Среди каждого из каре находилась церковная палатка, в которой отправляемо было богослужение. Монархи и полководцы различных держав присутствовали при оном в нашем каре. Великолепное сияние утреннего солнца, придававшего этому необыкновенному зрелищу новые красоты; блестящий сонм героев; стройность и величество священнослужения; благоговение первых государей мира, повергающих свое величие перед алтарем Царя Царей; все наполняло душу сладким, неизъяснимым восторгом; все горе возносило ее!..
Ныне государь император приезжал в наш лагерь прощаться с гренадерами. Его величество благодарил начальников, офицеров и солдат за усердие в поддержании их славы перед взорами знаменитых зрителей и доброго имени в землях чуждых – благодарил небольшой речью, но в таких выражениях, которые, говоря душе каждого, возвышали ее. Нынешний день гренадеры наши возросли еще более благородной гордостью.
Завтра шатры исчезнут на равнинах Вертю; простимся с полями Шампании – и, сопровождаемые уважением народов, направим путь свой к родным хижинам, которых
…и дым нам кажется приятен!
Веймар, 12 октября
He любопытство видеть Афины Германии, отечество Виланда, Гете и других знаменитых писателей, но желание принести дань преданности великой княгине Марии Павловне влекло нас в Веймар. Генерал Полуектов, пользуясь днем отдыха, назначенным его карабинерной бригаде, отправился со мной 10-го из Эрфурта. Того же дня вечером приехали мы сюда и остановились в гостинице под вывеской «Наследный принц» (Hotel du Prince Héréditaire). Рядом с нами остановился русский Леонид, граф Остерман-Толстой. С ним была и супруга его.
11-го поутру отправились мы пешком во дворец. На пути к нему перегнала нас четырехместная дорожная карета – в ней сидела великая княгиня Екатерина Павловна, заехавшая сюда мимоездом для свидания с сестрой. Свита ее состояла из одной штатс-дамы и гофмаршала ее князя Гагарина. В приемной комнате великая княгиня Мария Павловна не заставила нас долго ожидать себя. Какая ангельская кротость на лице ее изображена! Какое милостивое обращение с окружающими ее! Особенно русским показывает она отличное внимание и как будто ищет для каждого из них сделать двор свой любезным и приятным, как будто старается благосклонностью своей окружить их благами драгоценной родины. Поговорив некоторое время с генералом моим, ее высочество изволила подойти ко мне и расспрашивала меня о службе моей, о прежних начальниках, о месте моего рождения. Слушая ее, мне казалось, что небожительница удостоила меня беседой. В это время вошла и великая княгиня Екатерина Павловна. В простоте дорожной одежды казалась она еще прекраснее. Сказав несколько слов генералам, ее высочество не забыла бросить милостивый взор и на русского офицера: сама первая поклонилась ему и сказала несколько лестных слов. Подобный мне бедный, неизвестный воин готов был сквозь мечи пробраться, чтобы достигнуть до такой чести; а меня судьба так легко награждала ею!.. Как не благодарить мне судьбу сию!
Здесь оживился в моем сердце 1813 год, когда брань кипела и, в ярости своей, повергала тысячи жертв на одры болезни и смерти. Тогда, в образе великих княгинь, любовь и надежда посещали обители скорби и страданий, утешали словами печальных воинов, помогали бедным, облегчали для них тяжкий переход из сей жизни в другую и ангельской улыбкой умилостивляли самую смерть. Кто из раненых воинов, в Теплице лечившихся, не видал их у одра своего, не может похвалиться какой-либо нежной о них заботой великих княгинь? Кто из защитников Отечества и прав народных не испытал на себе благодеяний их высочеств и не чтит их в душе своей Ангелами-Хранителями человечества? Закипела новая брань – и оживленные этими благодеяниями воины потекли на смерть или к победе с именами Марии и Екатерины!
По случаю раннего отъезда великой княгини Екатерины Павловны вместо обеденного стола при дворе назначен был завтрак, к которому именем ее высочества наследной принцессы пригласили генерала Полуектова и меня. Екатерина Павловна была чрезвычайно весела до завтрака и после него; сама взяла руку старой герцогини и повела ее к столу; отвечала иногда немцам по-русски и ангельской живостью своей воодушевляла весь двор. За столом имел я счастье сидеть очень близко, напротив великих княгинь, – счастье, которое равняло меня в душе моей с первыми богачами и счастливцами света. Как скоро Екатерина Павловна стала готовиться к отъезду, веселье спорхнуло с лица ее и дало место кроткому унынию. Прощание венценосных сестер было трогательно: Одна отпускала друга в милое, драгоценное Отечество, которому нет нигде замены; другая расставалась с нежной сестрой, оставляя ее хотя среди нового семейства ее, но все на земле чуждой, не у сердца матери, не в кругу нежных братьев. Великие княгини, проливая слезы, обняли друг дружку в последний раз у дверей кареты; горестное «прости» было сказано – и стук колес экипажа исчез на пространстве дворцовой площади. Казалось, у всех зрителей этого трогательного прощания навернулись на глаза слезы.
Вечером были мы приглашены от наследной принцессы в театр и к ужину. Нося в сердце своем новое сильнейшее чувство преданности к царскому дому, столько богатому милостью и любовью к верноподданным своим; не жалея, что не успели видеть веймарских ученых, сейчас отправляемся мы отсюда в Кюзень…
