Автор неизвестен Биографии и мемуары - Знаменитые авантюристы XVIII века
Покончив с туалетом, Казанова свернул остатки своих вещей в узелок и засунул их в темный угол; там все это и осталось. Потом он подошел к окошку и выглянул на улицу. Окно выходило на двор. Там как раз случились какие-то люди, обратившие внимание на странную фигуру в кружевах и роскошной шляпе, появившуюся во дворце в седьмом часу утра. Они тотчас дали знать о своем открытии швейцару. Казанова заметил свою оплошность, но было уже поздно. Он подумал, что пришел ему капут; но вышло так, что эта-то оплошность и спасла его. Прошло несколько минут, и вдруг послышались снаружи шаги и звон ключей. Казанова быстро подскочил к двери, приник глазом к щели и увидел сторожа, идущего к двери со связкою ключей. Этот человек был один, шел без шапки, с беззаботным видом. Казанова наклонился к монаху и с самым внушительным видом приказал ему держаться позади, не сметь открывать рта и следовать за ним по пятам. Он судорожно сжал в правой руке свое долото и стал у двери так, чтобы проскочить в нее немедленно, как только она отворится. Он горячо молился о том, чтобы сторож не вздумал задерживать его, иначе пришлось бы без всяких рассуждений убить его.
И вот, наконец, дверь отворилась. Бедный сторож буквально окаменел при виде наших беглецов. Надо было пользоваться этим драгоценным моментом. Казанова, не теряя ни одной секунды, проскочил в дверь и быстро спустился вниз по лестнице; монах следовал за ним. Казанова шел очень быстро, но бежать он опасался; надо было соблюсти вид человека, спешившего, но отнюдь не бегущего от опасности. Он направился к так называемой лестнице Гигантов. Идиот Бальби все твердил, следуя позади него, что надо идти прямо в церковь. Он, должно быть, вспомнил, что в прежнее время храмы были священными убежищами, где никого не смели арестовать, но забыл, что в Венеции эти времена давно канули в вечность. Впоследствии на расспросы Казановы он старался его убедить, что хотел направиться прежде всего в церковь, чтобы возблагодарить Провидение за чудесное спасение.
Припоминая тогдашнее свое состояние духа, Казанова уверяет, что был, к счастью, вполне спокоен и рассудителен: не спешил, не трепетал, не трусил, был настороже, готов был каждое мгновение встретить лицом к лицу всякую неожиданность и опасность. А момент был в самом деле страшен. Наши беглецы вышли не на улицу, а на двор дожеского дворца. Надо было перейти этот двор и выйти на площадь Св. Марка через «Царские» ворота. Он шел прямо, ни на кого не глядя, и прошел благополучно. Перейдя через площадь, они очутились на набережной. Как раз попалась порожняя гондола. Казанова немедленно вскочил в нее, Бальби следовал за ним как тень.
— Мне надо в Фузину, — сказал он гондольеру, — кликни другого гондольера.
Тот не замедлил явиться и живо вскочил в гондолу. Легкая ладья была отвязана и поплыла по каналу. Казанова растянулся на сиденье, Бальби уселся рядом на скамье. Лодочники посматривали с некоторым изумлением на своих пассажиров, но ничего не говорили. Скоро обогнули таможню и вошли в Джудекку; лодочники налегли на весла; это были два молодых, сильных парня; гондола неслась как птица.
Казанова имел в виду добраться, собственно, до Местры и назвал Фузину лишь для отвода глаз на первое время, как более посещаемое место. Когда выехали в Джудекку, он обратился к гондольеру и спросил его:
— Как ты думаешь, поспеем мы доехать до Местры в четыре часа?
— Но вы приказали, синьор, отвезти вас в Фузину?
— Что это ты? Я сказал в Местру!
Другой гондольер подтвердил, что в Фузину, а не в Местру. Поднялся спор, в котором опять-таки Бальби не упустил случая проявить свое врожденное идиотство с самой блестящей стороны. Вместо того чтобы поддержать Казанову или, по крайней мере, молчать, он тоже заспорил, что гондола нанята в Фузину! Что было делать с этим глупорожденным чадом! Казанове оставалось расхохотаться и признаться в своей ошибке. Он хотел ехать в Местру, а вместо того назвал Фузину. Инцидент весьма благополучно разрешился шуткою. Лодочники посмеялись и объявили, что им решительно все равно, куда плыть — хоть в Англию!
Стояла чудная погода. Солнце взошло и озаряло роскошным светом воду канала и великолепную панораму города. На Казанову нахлынуло ни с чем не сравнимое чувство возвращенной свободы; он пережил еще раз свои тюремные впечатления, особенно тревоги только что минувшей ночи и не мог сдержать хлынувших ручьями слез. Бальби не упустил и этого случая, чтобы отличиться. Он заключил, что его спутник льет слезы от избытка благочестивых чувств, и, в качестве духовного лица, обратился к Казанове с душеспасительным словом. Но его красноречие было так неуместно и глупо, что Казанова расхохотался, и вышло опять нехорошо, потому что Бальби счел его за помешанного.
Наконец прибыли в Местру. Казанова хотел нанять там верховых почтовых лошадей, но их не оказалось. Пришлось удовольствоваться повозкой; впрочем, ездили в этих экипажах обыкновенно довольно скоро, хотя, конечно, и не так быстро, как верхом. Повозка была готова через три минуты. «Сядем и поедем!» — крикнул Казанова, полагая, что Бальби стоит рядом с ним. Но Бальби не оказалось, он исчез, его нигде не было, никто не видал, никто ничего не мог о нем сказать. Казанова хотел было бросить его и умчаться одному. Но ему стало жаль несчастного идиота, которому он все же был так много обязан. Он кинулся сам на розыски и, наконец, нашел своего спутника в соседней кофейне. Бальби преспокойно пил кофе и беззаботно болтал с хорошенькой служанкой, которая, видимо, пленила его до такой степени, что он утратил всякое понимание опасности своего положения. Увидев Казанову, он подмигнул ему на служанку: «Какова мол!». Потом предложил своему спутнику присесть и выпить чашечку шоколаду. Казанова подавил бешенство, но взял Бальби за руку и так стиснул ее, что тот побледнел от боли. Он заплатил за Бальби и вывел его из кофейни. Наконец, они уселись и тронулись в путь. Но не успели отъехать и десяти шагов, как вдруг навстречу попался один из местных жителей, некто Томази, хорошо знавший Казанову. Это была страшно опасная встреча; Томази служил в инквизиции. Он немедленно узнал Казанову и подошел к нему:
— Как, это вы, синьор Казанова? Да как вы сюда попали! — кричал он. — Вам, верно, удалось бежать? Как это вы ухитрились?
— Я вовсе не думал бежать, — отвечал Казанова, как можно хладнокровнее, — меня выпустили.
— Быть не может! Я не дальше как вчера был у Гримани, там мне сказали бы, если бы вас выпустили.
Момент был ужасен. Казанова шепнул Томази, чтобы он говорил тише; потом вышел из повозки и отозвал Томази в сторону. Они зашли за дом. Казанова оглянулся кругом; никого не было видно. Тогда он выхватил свое долото, схватил Томази за шиворот и замахнулся на него. К счастью, Томази вырвался и побежал изо всех сил прямо вперед, в открытое поле. Отбежав довольно уже далеко, он обернулся и послал Казанове воздушный поцелуй, как бы гарантируя этим свою скромность и желая беглецу доброго пути. Очевидно, у него и в уме не было предавать знакомого человека. У Казановы отлегло от сердца; он радовался, что Томази вырвался от него и что Провидение охранило его от тяжкого преступления. Положение его было таково, что ему приходилось ради собственного спасения ни во что не ставить жизнь другого, сокрушать направо и налево первого встречного, ставшего между ним и его свободой.
