Анатолий Кожевников - Записки истребителя
Показалась смешанная группа "мессершмиттов" и "фокке-вульфов" - восемь истребителей. Она шла, не замечая нас. Решаю атаковать заднего, чтобы затем удобнее было повторить атаку. Наше положение было исключительно выгодным. Со стороны солнца мы незамеченными вышли на исходную позицию.
- За мной! В атаку! - подаю команду Лукавину, вводя самолет в пикирование.
Перед тем как открыть огонь, по привычке обернулся на ведомого. Лукавин полупереворотом, почти пикируя, теряя высоту, уходил в сторону аэродрома. Но в этот момент его заметили "мессершмитты" и пустились преследовать.
Прекращаю атаку и иду на выручку своего ведомого.
Но враг опережает меня. Пользуясь превосходством в высоте, фашисты наседают на беглеца. Взятый в клещи, он вспыхнул от их очередей и, теряя управление, пошел к земле.
Так бесславно погиб трус Лукавин.
Теперь я один против восьми. Фашисты всей группой набросились на мой истребитель. Он уже весь в пробоинах и держится только чудом.
Выполняя сложные маневры, стараюсь выйти из-под удара и занять выгодное положение для стрельбы. Мне удается зажечь один "мессершмитт", но это не останавливает фашистов. Они наседают еще яростнее. Два "фокке-вульфа" присосались к хвосту моего "яка", как пиявки, остальные атакуют с разных направлений. Мне бы достичь облачности, тогда, возможно, и удастся оторваться.
Делаю восходящую спираль. Фашисты с коротких дистанций беспрерывно посылают длинные очереди. Вот-вот им удастся взять нужное упреждение, и тогда их эрликоны разнесут мою кабину... Уже край спасительной облачности. И вдруг сильный треск - с приборной доски сыплются стекла, двигатель дает перебои, по полу потекло горячее масло.
Прижавшись к бронеспинке, я все-таки вхожу в облака. Самолет ранен смертельно. Из патрубков начинает вылетать пламя, мотор ежесекундно может заклиниться. Делаю в облаках разворот. С остановившимся винтом в крутом планировании теряю высоту. "Мессершмитты" ушли. В воздухе спокойно. Спокойно и на земле. Я вышел из района сражения, бои идут южнее.
Произвожу расчет для посадки с убранным шасси и тут же замечаю приземлившегося парашютиста. По круглому куполу парашюта не трудно было определить, что это фашистский летчик, возможно, с только что сбитого мною "мессершмитта".
Сажусь на пшеничном поле. Надо во что бы то ни стало изловить немца, нельзя, чтобы он ушел. Приподнимаюсь над колосьями и оглядываюсь по сторонам.
Вдруг выстрел. Пуля скользнула по капоту мотора и с визгом прошла над головой, заставив меня пригнуться к земле. Ага, вот ты где... Ползу в сторону выстрела.
Залег у самого края пшеницы - отсюда хорошо видно.
Проходит десять, пятнадцать минут... Неужели дал уйти? Нет, вот он пробирается вдоль пшеницы, Когда немец поравнялся со мной, я вскочил на ноги.
- Халт! Не целясь, фашист выстрелил в мою сторону. Почти одновременно хлопнул и мой выстрел. Вражеский летчик неуклюже ткнулся лицом в землю.
Я собрал трофейный парашют, затем взял свой и, взвалив их на спину, отправился в сторону Прохоровки.
Из-за пшеницы неожиданно вынырнул автоматчик.
- Ловко вы с ним разделались, товарищ летчик. Мы весь бой видели и в воздухе и на земле. С нашей батареи это место как на ладони. Давайте помогу парашюты нести, - услужливо предложил автоматчик.
Он пригласил меня на батарею и всю дорогу охотно рассказывал то о своих артиллеристах, то о семье, то о дальневосточном крае, где родился.
Зенитная батарея стояла на опушке крошечного лесочка. Когда мы подошли к ней, навстречу выбежал молоденький лейтенант. Захлебываясь, он начал восторгаться воздушным боем, который наблюдал вместе со всеми.
- Вот это бой! Если бы вы знали, как мне хочется подраться с немцами, не здесь, у зенитки, а чтобы в глаза им смотреть, за грудь схватить, говорил без умолку лейтенант. - Давайте выпьем за вашу победу,предложил он, входя в блиндаж. - Эх, и летал бы я. Может быть, вот так же на истребителе, как и вы, да на комиссии ушник забраковал. Из-за него и стою теперь с пушками, смотрю, как люди воюют.
Лейтенант начал подробно рассказывать, как он старался попасть в истребительную авиацию, но рассказ его прервали звуки удара в гильзу.
- Воздушная тревога, - как бы поясняя мне, бросил на ходу вмиг преобразившийся лейтенант. - Идут, гады! В сторону Прохоровки шли две девятки бомбардировщиков.
- Сейчас мы их накроем. Точно через наш полк идут, - говорил лейтенант, не спуская глаз с бомбардировщиков.
Боевой расчет батареи разместился по своим местам.
- Огонь! - скомандовал лейтенант, и, заливаясь неугомонным лаем, заработали автоматические пушки.
По фашистам вели огонь несколько батарей. Снаряды сначала рвались позади цели, потом впереди и, наконец, накрыли ее. У одного из "юнкерсов" снарядом оторвало хвостовое оперение, он начал падать и рассыпаться в воздухе. Почти одновременно загорелся и второй "юнкерс".
Бомбардировщики вышли за пределы зоны обстрела, и огонь смолк.
- Вот так и воюем. Двух сбили, и все. Стой, жди, когда опять через нашу зону полетят, а истребители бьют не дожидаясь, - начал опять лейтенант...
Фашистские летчики со сбитых бомбардировщиков опустились на парашютах в двух - трех километрах от батареи. К месту их приземления немедленно отправилась группа бойцов.
Подкрепившись у зенитчиков и распрощавшись с ними, я пошел в сторону Прохоровки в расчете добраться на попутной машине до аэродрома соседнего полка. К вечеру я был уже на своем аэродроме.
- Хорошо, что пришел, - встретил меня Семыкин. - А я, признаться, загрустил, боялся, как бы Лукавин не подвел.
- А он все-таки подвел. - И я рассказал все, как было.
- Значит, трусом и погиб. А сколько я с ним натерпелся. Многое еще вам не говорил, думал, переменится человек.
- А где комиссар? - спросил я.
- Борис Александрович сегодня такое придумал.
Видел, в лесу пожар не унимается? - И, не дожидаясь моего ответа, Семыкин начал рассказывать.
Гаврилов нашел старый стог соломы, вместе с двумя солдатами перевез его в никем не занятый лес и поджег. Фашисты, решив, что там горит техника, начали бомбить лес. Отбомбятся, а Гаврилов в новом месте создает новую ложную цель. И опять бомбежка.
- Наверное, скоро приедет, если бомбы не накрыли, - закончил рассказ Семыкин.
- Выходит, некоторые истребители напрасно гоняли фашистов от этого леса.
- В том-то и дело, что нет. Бомбардировщики предполагали, что горит что-то важное, и старались прорваться к цели. А когда встречали сопротивление наших истребителей, догадки их вырастали в твердое убеждение.
Гаврилов приехал с наступлением темноты. Он навозил соломы на целую ночь, чтобы хватило работы и ночникам-бомбардировщикам.
