Георгий Гречко - Космонавт № 34. От лучины до пришельцев
Кто бы мог подумать во время тренировки в 1974 году, что в 1978 я буду проверять электроразъем в пустоте открытого космоса?
Когда нас провожали, главный конструктор Юрий Павлович Семенов сказал: «Ребята, вы только состыкуйтесь, больше ничего можете не делать». Ну – уж нет! У меня настроение было, как и перед первым полетом: Поехали на работу! Если ты отправляешься в космос не как на работу, а как на подвиг, значит, ты просто не готов к полету.
Если бы мне сегодня довелось выбирать напарника для длительного полета – я бы выбрал Юрия Романенко, с которым провел в космосе рекордные на тот момент 96 суток. Я старше его на тринадцать лет. Для меня это был второй полет, а по продолжительности работы в отряде космонавтов я был одним из самых опытных. У Юрия это был первый полет. У В. Глушко тогда возникла здравая идея: посылать в полет одного летавшего и одного не летавшего.
Перед командировкой на орбиту я сказал: Юра, если ты мне будешь доказывать, что ты летчик, командир, а я всего-навсего бортинженер, а я тебе буду говорить, что я летавший и у меня есть опыт полета, а ты в первый раз, мы начнем каждый раз выяснять, кто главнее – испортим полет.
Давай, говорю, сделаем так: и я не летавший, и ты не командир, и вообще нет в космосе, ни Романенко, ни Гречко. А есть экипаж. Пусть нам дают задание на экипаж, а мы его выполним. Мы даже подсказали такой принцип и ЦУПу: «Вы нам не указывайте, что делать „Таймыру-1“ (позывной Романенко), а что „Таймыру-2“ (мой позывной). Просто сообщайте: „Таймыры“, выполните то-то и то-то, а кому что делать мы сами разберемся».
Как условились, так у нас в полете и было. И, я думаю, у нас был один из лучших экипажей в истории пилотируемых полетов. Мы ни разу с ним толком не поссорились. Знали твердо: когда хватает просто здравого смысла, тогда полет идет очень хорошо. И Юра, конечно, молодец, он был моложе, но оказался очень выдержанным, смелым, умным. Право слово, если буду опять лететь на три месяца, то только с ним.
Так получилось: с Юрой мы ни разу не поссорились. А потом, после полета, я с женой раза три, наверное, все-таки ссорился. Просто, на орбите осознаешь ответственность за большое дело. Там мы сдерживаемся, а на Земле позволяем себе распуститься. Ведь в космосе было ясно: если ты хочешь что-то сказать партнеру по полету, сперва посмотри на него, в каком он состоянии. А после рассуди, как сказать – в мягкой манере, в жесткой или вообще сейчас промолчать и отложить этот разговор. А на Земле мы так бережно друг к другу не относимся, подчас говорим, не думая. Длительный полет – это школа взаимоотношений.
Стыковка с «Салютом» прошла ко второму, кормовому стыковочному узлу. Чтобы войти в станцию – нужно открыть люк. Я стал вертеть ручку по стрелке, где было написано «Откр.». Хорошо, что я много возился с мотоциклами. И руки мои привыкли к такой работе. Как пригодился мне этот опыт! Я почувствовал, что не развинчиваю, а завинчиваю люк. Запираю!
Как известно, если гайку завернуть дальше упора – металл «закусывает», и отвинтить ее уже гораздо сложнее. Я передал в ЦУП: «Неправильно указана стрелка! Мы закрываем, а не отпираем люк!». На Земле у кого-то взыграло самолюбие, и мне ответили: «Не паникуйте, отпирайте по стрелке!». Я упорствовал. Наконец, они, видимо, с кем-то проконсультировались, посмотрели чертежи и признались, что стрелка прорисована ошибочно. Я крутанул в обратном направлении – и люк благополучно открылся.
Отправляясь в космос, всегда надеешься на встречу с неведомым. И действительно, нередко с Земли слышишь ответное: «Этого еще никто не видел» или «Этого не может быть». Естественно, в необычном, встречаемом в космосе, нет никакой чертовщины вроде зелененьких человечков или их «тарелок»-кораблей. Это, прежде всего научные феномены.
Ответ «этого не может быть» мы получили, например, после сообщения о том, что видим второй эмиссионный слой в ночной атмосфере. О его существовании где-то на высоте 350 километров ученые знали, но даже не предполагали, что его можно наблюдать невооруженным глазом. Мы с Юрой Романенко запросили особо чувствительную пленку. Джанибеков с Макаровым доставили ее нам.
Мы отсняли второй эмиссионный слой и с новой оказией, а именно с Губаревым и Ремеком вернули пленку на Землю. Снимки обработаны и результаты уже опубликованы в «Докладах Академии наук СССР». Наше небольшое открытие помогло разработать другие методы изучения верхнего эмиссионного слоя.
Однажды психологическое напряжение долгого полета все-таки чуть не привело нас к конфликту. Мы обсуждали перспективы пилотируемой космонавтики, вели вполне профессиональный разговор. И вдруг оказалось, что точки зрения у нас резко противоположные. У каждого – своя, как говорил Горький, «кочка зрения». Я считал, что время космонавтов-летчиков уже проходит. Во всяком случае, они перестают быть главным звеном покорения Вселенной. Наступает «наша» эра – эра бортинженеров. Во время длительной экспедиции дел больше у бортинженеров. Юра, летчик по профессии, со мной категорически не соглашался. Да и я уступать не хотел.
На Земле проще – «хлопнул» дверью и ушел. У нас же на станции «хлопать» дверью некуда. Вот наш спор и катился к «опасной черте». Мы уже говорили на высоких тонах. Наконец, почувствовав, что до добра эта дискуссия не доведет – ведь у Юры темперамент – ого-го, только заведи его. Я оттолкнулся от стенки станции и поплыл в другой отсек, бросив Юрию: «Я спор прекращаю…» Тягостная пауза длилась недолго. Почувствовал руку на плече, обернулся. Юрий улыбается: «Жора, и что это мы с тобой завелись? Полет идет хорошо. А поссоримся, в одну минуту все смажем…»
Хорошие космические экипажи можно разделить на два разряда. Иногда хорошо срабатываются люди, похожие друг на друга – со схожим темпераментом, кругом интересов, профессиональным и человеческим опытом. Но бывает и по-другому: очень разные люди дополняют друг друга. Когда уважаешь сильные стороны товарища, который не похож на тебя.
Так получилось у нас с Юрой. Мы, может быть, не противоположности, но люди очень разные. И, может быть, поэтому сдружились и сработались. Ведь общаться три месяца в замкнутом пространстве со своим двойником, честно говоря, скучновато.
Мы хорошо дополняли один другого – командир и бортинженер, Юрий и Георгий. Между прочим, мы ведь почти тезки. Юрий – это славянский вариант произношения греческого имени Георгий. Мы с Романенко представляли различные разновидности древнего имени, принадлежавшего святому каппадокийскому великомученику – Георгию Победоносцу.
Юрий Романенко прекрасный космонавт и прекрасный товарищ, очень надежный. Достойный сын морского офицера. Я ему завидую, потому что у него не только мозги хорошие (моложе моих!). Мозги, честно говоря, и у меня были неплохие. Но у него и руки золотые! Я это ощутил в полете и потом еще не раз поражался.
