Георгий Гречко - Космонавт № 34. От лучины до пришельцев
Ты можешь расслабиться, только когда парашют раскрылся и выходят на связь вертолеты. А парашют ведь может неправильно раскрыться… Например, у Комарова парашют плохо раскрылся, и он погиб. Очень сильный удар о землю был. Только когда командир вертолета говорит, что он видит корабль и что парашют нормальный – вот тут уже облегчение. Потому что ясно, что все-таки на Землю ты вернешься. Как там тебя Земля встретит – это уже другое дело. В воду попасть можно, очень сильно удариться о грунт, но это еще цветочки.
В 1975-м году нам с Губаревым пришлось испытать, что такое спуск. Центр управления полетами, как положено, заранее сообщил, что парашют раскроется в такое-то время (часы, минуты, секунды). И вот время пришло, парашют не раскрывается, а мы продолжаем падать. В этом случае через определенное время должен раскрыться запасной. Но он тоже не раскрылся, и тогда стало ясно, что нам осталось жить несколько минут. Пошел обратный отсчет жизни. Знаете, страх смерти очень сковывает человека, его мысли и движения, потому что очень не хочется умирать. Как-то глупо было кричать «прощай, мама! Прощай Родина!», к тому же все пишется на магнитофон…
И я тогда подумал: я же космонавт-испытатель. Вот и нужно за оставшиеся минуты попытаться определить, какие отклонения произошли в работе автоматики. И успеть прокричать их на Землю. Это было моим долгом испытателя. На специальное устройство я начал вызывать параметры разных систем и смотреть, соответствуют ли они норме. Вдруг, чувствую, сильный удар. Ну, думаю, все… А это раскрылся основной парашют. Уж не знаю, сколько – минуту или две – я считал себя мертвецом, и это было так страшно, что врезалось в память на всю жизнь.
Когда потом на Земле стали разбираться, оказалось, что кто-то в ЦУПе просто-напросто перепутал и неправильно задал время раскрытия парашютов. Ошибся, по-моему, минуты на две. Обычно мы приходим после полета в ЦУП и благодарим за работу. Помню, я тогда сказал: «Когда вы посылаете набор цифр, то, как говорил Жванецкий, делайте это тщательнее. Потому что вы ошиблись на две минуты, а у меня поседели волосы».
Но на этом проблемы моего первого в жизни космического спуска не закончились. Нас очень сильно приложило об землю, потому что корабль посадили в буран. На такую посадку мы не рассчитывали. Ветер должен быть небольшой, а там был порывами больше 20 метров в секунду. Зима, земля как камень замерзшая. Парашют превратился в парус, и этот огромный парус нес наш корабль как пушинку. Корабль бился о землю, прыгал, перекручивался и опять бился о землю.
Когда в такую ситуацию попал беспилотный корабль, его практически расплющило. Чтобы нас так же не расплющило, мы стали отстреливать парашют. Оказалось, – это было непросто. После нашего полета по настоянию специалистов ЦПК и космонавтов кнопку «отстрел стренг» разместили так, чтобы экипаж мог ее нажать даже во время опрокидывания и кувыркания аппарата. В конце концов мы отстрелили, последний раз перекувыркнулись и остались висеть в корабле вниз головой.
В это время к нам подбежали спасатели. Открывают люк – и снаружи свежий, морозный земной воздух… Ничего нет приятнее. Спасатели кричат: ну, как вы? Моему товарищу спину повредило, мне из ноги маленький кусочек мяса выдрало. Поэтому мы не сказали «хорошо», мы сказали – «живы». Они обрадовались, что мы живы, захлопнули люк и убежали. А мы висим на ремнях вниз головами. Потом спросили их – куда вы побежали, нам же помогать надо было! Оказывается, они побежали докладывать, что все в порядке. Тому, кто первый доложит – то ли премия, то ли именные часы.
Доложили, вернулись. Стали тянуть Губарева за плечи, как рванут, а я смотрю – они ему плечевые-то ремни отвязали, а ножные – нет. Ну, думаю, разорвут пополам. Я ему отвязал ноги, они его вытащили, потом меня. Кругом – буран, пурга свирепая, темнеет, надо скорее лететь. Они бегут с Губаревым, на носилках тащат, спешат. Первый спотыкается, падает. Губарев летит с носилок в снег. Они достают его из снега, отряхивают, кладут на носилки, опять бегут…
Его в один вертолет, меня в другой. Это для того, чтобы, если, не дай бог, авария с вертолетом, хотя бы один космонавт оставался живой. А когда несли – показали ямы, которые наш корабль выбил в мерзлом грунте. Ямы крупные – больше, чем от снаряда.
В вертолете мне на скорую руку перевязали ранку. Переодели в теплое летное обмундирование. Вдруг девушки – медицинские сестрички – откуда-то из-под тулупов достали букет белых калл и преподнесли мне.
«С окончанием полета!» Каждый из нас получил по букету в своем вертолете.
Мы полетели над степью. Я видел: под нами раскинулись горы. «Над какими горами мы пролетаем?» – спросил я медсестру. Оказалось, это просто стог сена, кучи бревен, даже мусорная свалка – такие вот «горы». Я-то привык к космическому расстоянию! Из иллюминаторов нашей орбитальной станции именно так выглядели Уральские горы, Памир или Кордильеры. Теперь нужно было привыкать к земным масштабам.
После полета бывает так: ты счастлив. Ты вернулся живой, выполнил программу. Эмоционально ты летаешь. Но физически ты ползаешь, ты опустошен. На аэродроме нас попросили сфотографироваться возле вертолета. Мы с Губаревым обнялись, изобразили улыбки. Обнялись, потому что нужно было поддерживать друг друга, мы ведь валились с ног.
Конечно, были поздравления, цветы, аплодисменты – торжественная встреча на аэродроме, когда мы с букетами брели вдоль каре встречающих. Нас встретило руководство тогдашней Казахской ССР во главе с Д. Кунаевым. Наградили медалями «За освоение целинных земель». Я сказал: «Правильно, и мы пахали». Такое было приземление. Как сказал мой напарник Алексей Губарев: «Ни хрена себе – мягкая посадочка…»
«Как аргонавты в старину…»
Когда я вернулся из первого полета, еще обессиленный, меня положили в кровать в моей комнате в Звездном городке. Приходят мои дети, мы не виделись больше полутора месяцев. Мне сорок четыре, сбылась мечта жизни, я ведь с юношества о космосе мечтал. Весь в эйфории, рассказываю – какое там Солнце, какие восходы, какие эксперименты. Они минут десять послушали и говорят: «Пап, вот там у вас бильярд, мы лучше пойдем, поиграем». Я сразу вспомнил рассказ Джека Лондона «Как аргонавты в старину». Герой прошел через трудности, смертельные опасности, нашел золото, стал богатым. Рассказ заканчивается примерно так: «Я сейчас сяду у камина, согреюсь, позову внуков и расскажу, каким трудом все это досталось. Если не поймут, расскажу еще раз. Если опять не поймут, возьму полено и так их отхожу!» У меня тоже было желание взять кий и как следует их отходить. Чтобы поняли, что такое космос. Давно известно: нет пророка в своем Отечестве.
