Василий Козаченко - Молния
Где-то за спиной, на рельсах, ударил выстрел.
Леня вырвал из-за пазухи пакет с листовками, бросил в топку и повернулся лицом навстречу полицаям.
Впереди, легко перескакивая через рельсы и шпалы, взъерошенным, злым псом прыгал Дуська. За ним, сопя и тяжело топая кирзовыми сапогами, бежал Оверко.
С паровоза навстречу им, чуть побледневший, но широко улыбающийся, спокойно и неторопливо сходил Леня Заброда.
- Ты что, глухой?
- А что? - усмехнулся Леня.
- Сказано тебе - стой! Значит, стой!
- А это мне разве?
- "Разве"! - передразнил Дуська. - Чего в топку кинул?
- В топку? В какую топку? - с искренним удивлением повел плечами парень.
- Придурпвайся! - ткнул его винтовкой Дуська.
Он вскочил на паровоз, быстро, по-собачьи обнюхал
все углы, ничего не нашел и оттого насторожился еще больше.
С другой стороны паровоза появилась вдруг голова в темной ушанке, с седыми усами и измазанными сажей щеками.
- Ваш? - сердито кивнув, спросил Дуська.
Машинист, верно, возился где-то под колесами, никого не видел и только плечами пожимал от удивления: откуда взялись на его паровозе все эти люди?
- Ты кто такой? Чего здесь шляешься? - схватил Дуська Леню за рукав.
- Здешний, скальновский, - все еще усмехался Леня. - На базар шел.
- "На базар"! - снова передразнил полицай. - На базар через паровозы не скачут и от полиции не утекают. Аида! Мы тебе такой базар покажем - сразу язык развяжешь.
Дуська ударил парня в лицо острым, сухим кулаком, потом дулом винтовки - в грудь.
- Руки назад. Идти - не оглядываться. А бежать попробуешь или перемолвишься с кем - уложу на месте.
Еще удар, прикладом по спине.
И вот Леня, еще минуту назад уверенный, что очень скоро вернется домой, в теплую хату, шагает посередине мостовой, в сопровождении двух полицаев с винтовками, направленными ему прямо в спину.
Уже совсем рассвело. Блестит, искрится на деревьях густой иней. Розовеют над крышами космы дымов. Во дворах и на улице появляются люди. Они останавливаются и молча, долго провожают глазами парня под конвоем полицаев.
- Забродиного парня за что-то схватили. Ведут кудато. Должно, в полицию.
- За что ж они его?
- А теперь разве спрашивают, за что?
Весть переходит из уст в уста, со двора во двор, эстафетой передается вдоль улицы и наконец доходит до базарной площади.
31
Леню втолкнули в камеру, где сидел Савка Горобец.
Сдержав незольную дрожь при виде этого истерзанного, видно не раз уже битого человека, Леня поздоровался.
Савка, обрадовавшись свежему человеку, радостно ответил на приветствие и сразу же спросил:
- Это за что же тебя, а?
От этого вопроса Леня насторожился, ответил неохотно, хмуро:
- Не знаю...
Разговор не клеился. Савка еще спросил что-то и, не получив ответа, подумал, что парень, должно быть, до смерти перепугался, так же как он, Савка, и лучше его сейчас не трогать.
Но Леня не был ни растерян, ни подавлен, ни даже испуган. Короткое, как вспышка молнии, мгновение страха он пережил только тогда, когда вскакивал на паровоз и кидал листовки в топку. А уже в следующую секунду, поворачиваясь лицом навстречу запыхавшимся полицаям, думал: "Черта лысого теперь они мне пришьют что-нибудь". И от этой мысли сразу успокоился и заулыбался.
Сейчас он тоже молчал не от испуга. Сразу, как увидел Горобца, вспомнил: в тюрьмах к арестованным часто подсаживают провокаторов. Об этом он не раз читал в книжках, слышал от старших и от Максима.
Да и не до разговоров ему было сейчас. Совсем другие мысли тревожили его. Ничего страшного не произошло.
Ничего они не видели, подержат да и отпустят. А вот...
передаст кто-нибудь из тех, кто ему сейчас встретился на пути, о его аресте домой? И домашние, догадаются они сказать об этом Сеньке Горецкому? И можно ли сделать что-нибудь, чтобы предупредить Максима, если он не узнает об этом сегодня?
Втолкнув Леню в камеру, Дуська сообщил об этом случайном аресте начальнику полиции Тузу.
Тот все выслушал, но дальше докладывать не торопился. Ему самому не терпелось выслужиться, засвидетельствовать перед начальством свое усердие и сообразительность, и для начала Туз своей властью послал к Лене домой Дуську и Оверка - нагрянуть, застать врасплох, произвести в хате и во дворе обыск, и при этом родным про арест Леньки - ни слова.
Но внезапный этот обыск, длившийся около часа, не дал почти ничего. Дуська вел себя так, словно о существовании какого-то там Леньки и не подозревал, а просто обыскивал хату с одиой-единственной целью убедиться, не спрятано ли где оружие или краденый подсолнух.
Однако ж, не найдя никакого оружия, Дуська прихватил с собой стеклянный пузырек со столярным клеем.
Клей этот для Дуськи и Туза был уже убедительным вещественным доказательством, потому что цветом и крепостью он весьма напоминал тот, каким приклеены были листовки у завода и на станции.
Добыв такие доказательства, Туз доложил об аресте начальнику жандармского поста Шроппу.
Шропп с такими делами не тянул. Потратив ровно столько минут, сколько нужно было, чтобы коротко расспросить Туза, он тут же доложил обо всем Форсту. Оберштурмфюрер приказал немедленно привести арестованного.
Позже Форст так и не мог объяснить себе, отчего при взгляде на этого высокого, худощавого юношу с продолговатым лицом и красивыми, большими глазами он вдруг почувствовал какое-то странное, острое волнение.
Внимательно вглядываясь в спокойное Ленино лицо, Форст нарочито небрежным тоном спросил:
- Ты чего по ночам шляешься?
Полные, еще по-детски пухлые губы юноши растянулись в улыбке.
- А я не шляюсь.
- Как это не шляешься?! Ты что, про комендантский час не знаешь?
- Знаю, - еще шире улыбнулся юноша. - Но меня ведь после комендантского часа задержали.
- А за что же тебя задержали?
- А я и сам не знаю.
- Как так не знаешь?!
- А вот так. Не знаю - и все.
- Ты мне, парень, не крути! Я этих фокусов-покусов не люблю, - начал неожиданно для себя сердиться (что с ним случалось очень и очень редко) Форст. - Ты лучше честно признавайся.
Помолчав с минутку, сдержав внезапный гнев (потом он понял, что парень раздражал его своей улыбкой, спокойствием, твердыми, независимыми ответами), спросил:
- Местный?
- Да.
- Как зовут?
- Леонид.
- Да... Нет, подожди, я не про то. Name, то есть я хотел сказать фамилия?
- Заброда.
- Как? Как? - словно ужаленный, подскочил Форст.
- Заброда.
- Ленья Запрода? - переспросил жандарм, чувствуя, как в груди что-то оборвалось и он, охваченный мгновенным страхом, теряет в себе уверенность, потому что все, что он так старательно подготовил, гибнет, ускользает у него из-под рук. Пусть этот Леня только ниточка, пусть даже самая тоненькая, но если ее неосторожно оборвать, Форст навсегда потеряет след, который ведет в типографию "Молнии", к центру основного гнезда большевистских конспираторов.
