Иван Стаднюк - Исповедь сталиниста
Автомобили под типографию газеты "Мужество" мы получили в июле 1942 года конечно же не с автозавода, а из какого-то армейского автобатальона, и, разумеется, не самые лучшие, а по принципу: "На тебе, Боже, что нам не гоже". Их изношенность восполнялась заботливым техническим надсмотром шоферов. Каждый из них был не только водителем, но и, вынужденно, механиком. На помощь автомастерских, имевшихся в распоряжении автомобильной службы армии, мы не рассчитывали: у них были задачи поважнее. Поэтому пользовались каждым случаем, чтоб "раскулачить" любую из машин, разбитую при бомбардировке и брошенную на обочине дороги.
Но жизнеспособность даже металлических "организмов" имеет предел. Пройдя Северо-Западный, Степной, Воронежский, Украинские фронты, наша автотехника износилась окончательно, и каждая передислокация редакции вслед за войсками армии грозила неприятностями. Первая серьезная беда случилась еще в канун Орловско-Курского сражения. Мы переезжали под Ливны, я вел колонну по намеченному маршруту. Со мной еще была на фронте моя жена Тоня, и, не знаю почему, я пригласил ее из крытого грузовика - наборного цеха, в котором она обычно находилась при переездах, в свою машину. И на одном трудном участке дороги "наборный цех" сорвался в крутой, глубокий овраг. Отказало рулевое управление... Красноармеец Саша Каменецкий, мастер на все руки - опытный шофер, мог также заменить радиста, корректора, - не совладал с грузовиком. Тяжко был покалечен он сам и художник редакции Федор Завалов...
Очередное "чрезвычайное происшествие" случилось уже в Карпатах, когда мы продвигались в глубь Румынии. Редакционная колонна машин спускалась по горной крутой дороге к небольшому городу, где расположился штаб 27-й армии. Я сидел в кабине переднего грузовика-пятитонки, в котором находилась плоскопечатная машина огромной тяжести. За рулем - все тот же Федя Губанов. Вплотную над дорогой, с левой стороны, вертикально нависла каменная стена. Справа - пропасть, вдоль которой мелькали побеленные цементные столбики. Километрах в двух впереди нас виднелся хвост какой-то автоколонны.
Вдруг случилось непредвиденное: наша пятитонка начала увеличивать скорость. Губанов нажал на тормоза - тщетно... Ручной тормоз тоже не сработал. Стал переключать скорости - безрезультатно.
- Включай заднюю! - панически вскрикнул я, ухватившись за ручной тормоз и дергая за него в надежде, что он сработает.
Губанов включил заднюю скорость, но мотор только заскрежетал железом коробка скоростей "полетела" совсем. Гибель казалась неминуемой.
- Прыгайте! - крикнул мне Губанов.
Но куда прыгать, если машина летела так стремительно, что белые столбики справа уже виднелись, как одна сплошная линия?
Мысленно мне виделось, как мы сейчас сорвемся в пропасть или врежемся в хвост идущей впереди автоколонны и находившаяся за спиной в кузове печатная машина сорвется с креплений и расплющит нас всмятку.
- Притирайся к камням! - заорал я. - К стенке прижмись!
Губанов будто не слышал меня. Его напряженное лицо стало белым, а глаза вылезли из орбит.
И вдруг... Это "вдруг" часто случалось на фронте. Будто Бог пришел нам на помощь: отвесная каменная стена в одном месте словно свалилась на спину, образовав уклон градусов на сорок пять. Губанову хватило секунды, чтобы резко, изо всех сил, рвануть руль влево, и машина буквально взлетела вверх - метров ли на десять, двадцать и, остановившись, вдруг покатилась назад... Страшный удар о дорогу!.. Грузовик свалился на правый бок, и мы оказались в груде обломков. Я ощутил резкую боль в кисти левой руки...
Но что удивительно: в крытом кузове, рядом с печатной машиной, сидели две девушки-полиграфистки (не помню, кто именно), и с ними находилась овца, выданная административно-хозяйственным отделением штаба как "живое мясное довольствие". Девушки испытали только испуг и получили легкие ушибы, а овца, к огорчению нашего повара, сбежала в горы.
Федю Губанова от нервного шока тут же ударил острый приступ малярии (оказывается, она таилась в нем), его лицо из белого стало желтым, и сам он весь затрясся...
Возле обломков "печатного цеха" стали тормозить наши машины, шедшие сзади...
В памяти не удержались последующие события. Помню только, что где-то в городе мне зашивали и бинтовали рану. Потом мы с Ушеренко оказались в кабинете полковника Хвалея.. Я ждал от него сочувствия или хотя бы вопроса о степени серьезности моего ранения. Но он, грозно посмотрев на нас, только строго спросил:
- На чем теперь будем печатать газету?! Опять желаете схлопотать выговор из Москвы?
Мы молчали.
- Даю вам три дня сроку, - продолжил начальник политотдела. - Получите в автобате новый грузовик и ищите в румынских типографиях печатную машину!..
Выполнять этот приказ выпало на мою долю. Получив грузовик (на сей раз новый!) и документ о предоставленном мне командованием праве "реквизировать для нужд Советской Армии" типографскую технику, я с кем-то из наших печатников стал колесить по ближайшим городам Румынии. Находил типографии в Фокшанах, Бырладе, еще где-то. Имелись у них плоскопечатные машины нужных нам габаритов. Но они были приспособлены к более низкому шрифту, чем русский. Наконец в городишке Текучи, в частной типографии, нашлась подходившая нам печатная машина. Но ее хозяин, естественно, стал протестовать: машина - его личная собственность, да и останутся без работы нанимаемые им полиграфисты.
Я кинулся к нашему военному коменданту.
- Как быть?
- Война! Оставь хозяину документ, демонтируй машину и увози. Пусть потом имеет дело с нашей комиссией по репарациям.
Легко сказать, "демонтируй", если со мной всего лишь один печатник, одна пара рук, тем более что вокруг стоят рабочие типографии со слезами на глазах - ведь они с этого часа становятся безработными.
К нашему счастью, среди рабочих был один венгр, немного знавший русский язык (по профессии печатник). При его помощи я тут же, в типографии, устроил митинг. Бравируя своей забинтованной рукой, объяснил людям, что случилось с нашей печатной машиной, азартно рассказал о "великом" значении газеты "Мужество" на фронте, убеждая слушателей, что без ее выхода в свет наши войска ни на шаг не смогут продвинуться вперед и Западная Румыния до скончания века останется под немецким владычеством. Более того, фашисты могут и потеснить нашу армию и вернуться в их славный город Текучи.
Не убежден, что рабочие поверили моей ахинее, но помогли не только разобрать машину, они смонтировали и укрепили ее в грузовике. А печатник-венгр (звали его Бела, фамилию не помню) даже предложил опробовать машину в действии, для чего согласился поехать с нами в редакцию. Он так и проработал в нашей типографии в качестве вольнонаемного почти до конца войны...
