Иван Стаднюк - Исповедь сталиниста
Дальше летели молча. Для меня, растерянного и испуганного, впереди была полная неизвестность. Во-первых, не верилось, что летчик в море двигавшихся уже под нами огней сумеет разыскать три неподвижные фары, которыми обозначена площадка для приземления самолетов. Во-вторых, холодили душу услышанные от летчика слова: "Как садиться будем?"
Вскоре самолет наш лег на крыло и стал описывать круг: аэродром был найден. Еще круг - поуже, еще... С командного пункта взвилась в небо красная ракета: на земле не понимали, что с нами происходит. Вдруг я услышал, как работа мотора стала замирать, и ощутил, что мы падаем. Но мотор снова ожил, и самолет опять стал делать круг. Потом мотор замирал еще несколько раз, и мы опять падали...
В летном деле я ничего не смыслил и не мог точно объяснить себе действия летчика. Но когда мы плюхнулись где-то в стороне от посадочной полосы и остановились, пилот прокричал мне в ларингофон:
- Майор, поздравляю! Нам очень повезло!
Затем, увидев, что к самолету мчится газик, он добавил:
- Скорее исчезайте из эскадрильи и никому о случившемся ни слова! Сам буду выкручиваться!.. Не подведите меня!..
Не знаю, как "выкручивался" летчик, но я, выбравшись из самолета, побрел в темноту к своему "доджу", мысленно сочиняя заметку, посвященную Дню Воздушного флота. Вернувшись в редакцию, кое-как продиктовал машинистке Тане Курочкиной две странички текста и сдал их в набор. Назавтра вышла газета, но никто не знал, какой ценой был добыт материал для заметки на первой полосе о летчиках нашей эскадрильи связи.
27
У меня нет желания да и необходимости описывать ход классически осуществленной Ясско-Кишиневской операции, успешные бои 27-й армии, дальнейшее наступление войск 2-го Украинского фронта после того, как в Румынии победило народное восстание и ее армия повернула оружие против своего вчерашнего могущественного союзника - фашистской Германии. Это было немаловажное событие: двадцать румынских дивизий 6 сентября перешли в оперативное подчинение командующего 2-м Украинским фронтом.
Наступление 27-й армии набирало темпы. С 3 по 14 сентября ее войска продвинулись на 350 километров, освободив румынские города Питешти, Брашов, Сибиу, Себень, Альба-Юлия и другие.
В один из первых сентябрьских дней я по старой привычке позвонил на командный пункт заместителю начальника оперативного отдела подполковнику Игнатенко Виктору Антоновичу и попросился к нему на прием. Подполковник откликнулся резковато, сказав, что очень занят, но, после паузы, разрешил обратиться к его подчиненным и назвал фамилии двух капитанов, которых я помнил лейтенантами еще с Северо-Западного фронта. Они были моего возраста.
Вскоре я был на КП, в крупном селении с причудливым названием. Капитан Федор Иосифович Беребеня развернул на массивном столе топографическую карту с нанесенной обстановкой и стал объяснять мне задачи, которые решали в эти дни дивизии армии. А я, выслушивая его, "ел" глазами обозначения на карте, говорившие о ближайших боевых планах армии. То, что я понял, надо было держать при себе, но не хватило осмотрительности. И простодушно спросил у Беребени:
- Надо полагать, что мы с западного направления в ближайшие дни повернем на северо-запад и север и будем наступать в сторону Клужа?.. Перед нами Трансильвания, Трансильванские Альпы, Турда...
Капитан вдруг нервно сложил карту и встревоженно произнес:
- Я тебе ничего об этом не говорил! - Взяв карту с собой, он стремительно вышел в соседнюю комнату. Вскоре вернулся вместе с подполковником Игнатенко, который сердито спросил у меня:
- Майор, зачем вам сведения оперативного характера?! Хлеб вашей газеты - тактические действия подразделений не выше батальона!
Я сразу же понял причины тревог оперативщиков и миролюбиво ответил:
- Поставьте себя на мое место. Где предстоит действовать даже мелким подразделениям - в горах или на равнине, в лесу или на улицах города. Надо ли быть готовым к защите флангов и к противотанковой защите? А форсирование рек и речушек? А взаимодействия с румынскими частями?.. У газеты масса проблем. Мы их должны решать со знанием задач армии, в рамках, которые определяет нам военная цензура.
Возражать моим суждениям было трудно, однако подполковник сказал:
- Впредь обращайтесь за информацией лично ко мне...
Раздражение Игнатенко повергло меня в размышления. Вспомнился обаятельный старший лейтенант из армейской контрразведки (Смерш). Он часто сиживал у меня в секретариате, выкуривая по десятку папирос, иногда приходил на летучки, охотно соглашался на участие в застольях, которые тайком от подполковника Ушеренко изредка собирались в отделах редакции. Раньше я не придавал этому значения, догадываясь, что старший лейтенант прикреплен к нам и наверняка имеет в редакции своих осведомителей. Даже догадывался, кто мог ими быть. Но никогда не предполагал, что контрразведка всерьез может интересоваться редакцией, хотя на памяти был арест на Северо-Западном фронте техника-интенданта Шилина - радиста, да и два случая, когда сам я имел пустяковые, как мне казалось, столкновения с работником особого отдела.
Но позже убедился, что сия служба в армии 0ыла поставлена серьезно. Это случилось в Венгрии, в Городе Шальготарьяне, близ словацкой границы; из редакции внезапно исчез старшина Александр Харламов - наш всеобщий любимец, душевный и исполнительный хозяйственник. Был он молод, очень красив, мужествен и общителен. Поиски патрулей, запросы в госпитали не давали никаких результатов. И тогда старший лейтенант из контрразведки деликатно, однако весьма тщательно, произвел расследование в коллективе редакции и типографии. Правда, оно тоже ничего не прояснило, но все мы убедились, отвечая каждый в отдельности на вопросы старшего лейтенанта, что ему известна вся "подноготная" жизни нашего коллектива, все наши конфликты, симпатии и антипатии. В них контрразведчик пытался найти мотивы исчезновения человека... Не нашел. И до сих пор никому не известна судьба прекрасного парня старшины Саши Харламова.
28
Не знаю, поставлен где-либо памятник шоферам-фронтовикам? Если нет, то справедливость требует обязательно воздвигнуть его. Они в полной мере заслужили это своим героическим трудом. И изрекаю я не банальные слова, а истину, причем имею в виду не только водителей автотранспорта, обеспечивавшего всем необходимым боевые порядки переднего края, но и тех, кто работал в тыловых эшелонах действующей армий.
Навсегда запомнился мне каторжный труд шоферов в лютую зиму подмосковной битвы, когда служил я в 7-й гвардейской стрелковой дивизии. Для того чтобы завелись машины, надо было разводить под картерами костры, греть для радиаторов воду. А как все это удавалось шоферам самого переднего края, которые, например, доставляли пушкарям снаряды?.. Костры под фронтовыми грузовиками в морозно-синем предутреннем тумане, в стылой дымке перелесков, полян, во дворах и на обочинах, на передовых позициях и в обозах - эти пылающие костры возле темных силуэтов еще холодных машин так и светятся в памяти. Они сопровождали нас всю войну.
