Михаил Девятаев - Полет к солнцу
Мы выслушали обвинительную речь коменданта: беглец, оказывается, прятался в разбитом, полузатопленном фюзеляже самолета, который упал когда-то в воду недалеко от берега. Он неосторожно колыхнул свое убежище и от него разбежались волны. Оттуда выволокли его почти окоченевшего. Комендант сказал:
— Так будет с каждым, кто попытается бежать!
Он бросил взгляд на офицера-эсэсовца, тот на охранников. Они спустили собак. Псы с визгом бросились к тачке.
Такого я больше не видел нигде и никогда. Собаки зубами и лапами раздирали тело человека. Он еще сопротивлялся, но через несколько минут звери разорвали его в клочья.
Комендант еще раз выкрикнул:
— Так будет с каждым!
Я холодел от ужаса. Ведь такое могло быть и со мной.
Все не так просто
То ли Коля Урбанович не совсем точно передал своим товарищам о том, как мы познакомились, то ли его вожаки так настороженно относились к каждому, кто давал согласие действовать с ними, или, может, мои взгляды, которые я обращал на того, кто был рядом с Урбановичем, а может, все вместе взятое вызывало у заговорщиков неожиданную для меня реакцию. Люди, намеревавшиеся бежать морем, услышав через Колю осуждение своей идеи, очевидно, отнеслись ко мне крайне недоверчиво. Наверное, досталось и Коле за то, что он выболтал тайну.
Я понимал ребят. Они забеспокоились, не выслеживаю ли я их, чтобы в решительный момент донести кому следует.
Заинтересовавшись всеми, кого упоминал Коля, я действительно поедал глазами каждого, кого замечал рядом с подростком. Видел я с ним и Коржа Ивана, которого знал по своему бараку. И вот, когда я теперь оказывался с кем-то из них с глазу на глаз, они шарахались от меня. Не сразу полностью разгадал я причину подобного отношения ко мне этих товарищей.
Как-то я пошел прогуляться после ужина. Между деревьями неожиданно увидел Коржа. Я обрадовался случаю поговорить с этим человеком. Иван не проявил никаких признаков доброжелательности, но мы пошли рядом.
— Давай, Иван, поговорим откровенно, — сказал я, заметив, что Корж намерен молчать.
— Ты о чем? — буркнул он и оглянулся.
Я тоже проследил за его взглядом. За деревьями прятались какие-то фигуры. Они следили за нами, но не приближались.
— На засаду вышел, доносчик? Вот тебе мое «откровенно»! — Корж проворно обернулся ко мне и занес над моей головой тесак.
Когда-то я был боксером, и в моих мускулах еще задержалась какая-то сила. Перехватив руку Коржа, я сдавил ее так, что его пальцы расслабли, нож выскользнул. Теперь я держал над его головой его же оружие и мог в одно мгновение прикончить наглеца. Оглядевшись вокруг, я не заметил никого, готового напасть на меня. Куда же они делись? Неужели вид ножа в моих руках лишил их мужества? Я был один на один с Коржем. Моя сила, в которой он уже убедился, и оружие были веским доказательством моего превосходства.
— Что же это ты на своих нападаешь? — спросил я. Корж молчал.
— Я просил тебя быть откровенным со мной, потому что нам надо потолковать. Я все знаю о вашем плане и хочу знать твоих мужественных товарищей, — я опустил нож и заложил руки за спину.
Корж смотрел на меня, как на самого злейшего врага. Он готов был принять любую беду, но говорить о товарищах не решался. Я должен был пробиться в его душу сквозь прочное недоверие.
— Возьми свой нож, — подал я ему самодельный тесак. — Не советую носиться с такой игрушкой. У тебя же есть друзья, ты лучше на них положись, чем на нож. У меня тоже есть ребята, я не один. Свистну — и прибегут сюда. Но я хочу дружить с вами. Я не враг вам. У меня имеется свой план, лучше вашего. Выходи завтра на работу с нашей командой на аэродром, обо всем тебе расскажу.
Прямо отсюда я пошел к Зарудному. У него сидели Воротников, Лупов, Сердюков. Они принялись расспрашивать, почему я такой возбужденный. Пришлось рассказать им обо всем, что сейчас произошло: искал друзей, а напоролся на неприятности. Чтобы не говорить им о своем плане побега на самолете, я согласился с тем, что можно попьггаться переплыть к своим морем, но для этого нужно захватить не лодку, а моторный катер. Вижу, одобряют — значит, план Коржа известен всем! Я развернул его еще шире: когда-то водил теплоходы, смыслю в этом деле и, если понадобится, сейчас бы управился с небольшим суденышком.
Товарищи слушали меня внимательно, им как раз недоставало человека, который бы знал толк в катерах. Они готовы были пойти за тем, кто владел техникой. Вот почему я не удивился, когда утром заметил в нашей бригаде среди нескольких незнакомых заключенных и Коржа. Он поздоровался со мной, как со старым другом. По глазам я понял, что ему известно все, о чем я говорил вчера ребятам. Все стало ясно: побег на лодке был их совместной идеей. Мне необходимо было сблизиться со всеми, кто должен был практически осуществить ее. Люди, согласившиеся броситься на лодочке в море, присоединятся и к моему плану. Однако разочаровать их и доказать превосходство моей идеи — дело сложное. Одной критикой здесь ничего не добьешься. Я должен их переубедить. А для этого необходимо было встречаться, вести беседы. Нужно было время.
В тот день нас сняли с аэродрома и повели в бухту, куда подвозили топливо для электростанции. Около причала покачивалось несколько баркасов и катеров. Нам приказали выгружать брикет из баркаса на берег. Невольники один за другим длинной цепочкой потянулись с ношей за плечами по гибкому трапу... Медленно и молча. Угрюмо продвигались согнутые под тяжестью фигуры.
Мы с Иваном шли рядом. Я пытался оторваться от того, кто шел за мной, и быть ближе к Коржу.
— Такой бы катерок нам! — кивнул я на новенькую моторную лодку. — На таких я учился.
— Серьезное дело. Видишь, сколько глаз наблюдают?
— С людьми всего можно добиться, — сказал я.
— Это не у нас, на Волге.
— Волгарь?
— Из Горького.
— А я из Казани, — назвал я город, в котором жил.
— Я на веслах могу плыть при любой волне, — заметил Корж.
— Ты забыл, что тут пограничная полоса.
Мы разговаривали по-деловому, доверительно, и меня это радовало. Во время обеденного перерыва, отделившись от группы, мы с Иваном побеседовали откровенно обо всем, что нас занимало, и нашли общий язык. Я повторил ему все свои доводы против побега на лодке, баркасе, катере, я — против воды. Мои прямо высказанные доводы вновь было разозлили Коржа. Вспыхнуло старое несогласие и сразу погасло.
— Ты не думай, что все знаешь, а мы так себе, какие-то вислоухие. Умей других тоже слушать, — не унимался Иван, все еще находившийся в плену своей идеи.
