Алексей Диброва - Артековский закал
Я детально рассказал ребятам о характере предстоящей работы, предупредил об осторожности, распределил ребят по группам, и работа закипела. Стойки отпиливали нужной длины и осторожно спускали их в тёмную пасть хранилища. Мотовилов принёс необходимые инструменты, и работа двигалась быстрее, чем предполагали.
Обедать ходили в совхозную столовую, где нам приготовили обед… — наши девушки.
— Откуда вы здесь взялись?
— Куда иголка, туда и нитка! — загадочно стрельнула глазами Светлана.
— Вы ведь без нас пропадёте, мальчики! — дразнила Эвальда. — Кто же вам кушать приготовит?
Всё было вкусно, и мы были вполне согласны с нашими догадливыми девушками. Юра просил добавки второго.
— Ты, друг, осторожно, в хранилище не пролезешь!
— Пусть лопает, он нам воздух будет нагнетать!
А Юра, казалось, не обращал на реплики никакого внимания, поднялся из-за стола и глухо проронил:
— Милорды, прошу меня до вечера не тревожить! — под дружный хохот он поковылял на улицу.
— Пищеварение — вещь серьёзная, его бы в больницу положить!
— Только не сразу — пусть немного на свежем воздухе просвежится!
— Это девушки нарочно бойцов выводят из строя, чтобы мы дольше работали!
— Не бойтесь, мы вас в беде не оставим! — отозвалась одна из девчат.
А если будет туго, то заменим тех «бойцов», что еле штаны на улицу потащили, — смеясь, добавила Валя Трощина.
После обеда Мотовилов побыл немного возле ремонтников и ушёл на другой объект этого обширного хозяйства. «Тяжело ему поспевать везде, — подумал я, — совхоз большой, а он уже немолодой»… Невольно представил на его месте своего отца. — «Где он теперь? По каким фронтовым дорогам шагает? А где сейчас брат Коля?»
Эта неизвестность угнетала не только меня одного, ведь у каждого далеко на западе остались родные. «Удалось ли им эвакуироваться? Где они теперь?» — беспокоила каждого мысль.
Какой-то неожиданный треск и возгласы вывели меня из раздумья. В противоположном конце овощехранилища лопнула только что подведённая стойка, рухнули сверху старые брёвна, доски, посыпалась земля. В углу послышался приглушённый стон.
— Ребята, сюда!
— Осторожно возле пролома!
Мы быстро отбрасывали верхние обломки, руками отгребали землю, мусор. Мешал полумрак, но по глухому стону мы верно определили место завала и все работали над спасением товарища.
— Кто это попал в западню?
— Да кто же его знает.
Через несколько минут добрались до потерпевшего: под двумя полусгнившими досками лежал боком придавленный к земле наш весельчак и балагур — эстонец Муля Тасс. Ещё бы немного и он мог бы задохнуться без воздуха. Осторожно вынесли его на улицу, отряхнули землю, расстегнули воротник, кто-то поднёс воды. Муля открыл глаза и благодарным взглядом обвёл лица друзей. Потом тихо промолвил:
— В груди болит…
— Полежи немного, Муля, на свежем воздухе.
— Да пусть лежит и до вечера, какой теперь с него работник!
— Никто ведь и не противоречит! Пусть лежит!
— Мне, ребята, что-то не хочется лезть в эту ловушку.
— Я тоже против.
— Не полезу и я. Что, мне жить надоело!
— Ребята! Без паники! А кому же работать?
Кто-то с иронией скомандовал:
— Комиссары, вперёд!
— А вы думали, что здесь печенье перебирать будете? — сплёвывая землю, рассердился Коля Богомолов.
— Пошли, Коля, вдвоём! — предложил я товарищу.
— Пошли!
— Почему же вдвоём? Ты смотри — какие единоличники!
За нами по одному по обвалившимся ступеням двигались ребята, «бунтовщики» шли замыкающими, что-то бормоча себе под нос.
К вечеру Муле сделалось совсем хорошо.
За несколько дней работы артековцы отремонтировали полностью овощехранилище. Это была первая наша трудовая победа здесь, на Алтае.
На вечерней линейке Гурий Григорьевич сообщил:
— Администрация совхоза «Аврора» выносит благодарность ребятам первого и второго отрядов за их отличную работу на ремонте важного объекта — овощехранилища!
Он называл всех строителей пофамильно, а мы стояли в строю с гордо поднятыми головами, выпятив по-военному грудь.
Малыши восторженно смотрели на героев трудового фронта.
ШКОЛА
Дело науки — служить людям.
Л. Толстой.Все ребята многонационального лагеря уже больше года не посещали школу и, поэтому, с нетерпением ожидали мелодичного школьного звонка, зовущего на уроки, на перемены, разрешающего идти домой.
В Сталинграде была попытка проводить самостоятельные занятия без учителей, но для ребят это было трудным делом. Сидели над учебниками и тетрадями по привычке, чувствуя органическую потребность что-то учить, познавать новое. Но самостоятельно проникнуть в тайны алгебры или физики было тяжело таким гениям как, например, Виктор Пальм, хотя самостоятельно он одолел многое. Его из Серебряных Прудов забрала нашедшая его мать. Первое время он писал письма из Нижнего Баскунчака Астраханской области.
Так ребята пропустили целый год не по их, конечно, вине.
Теперь мы радостно ожидали первое октября, когда для нас вновь зазвучит малиновый звонок. Все готовились к этому событию.
Нам купили учебники, тетради, канцелярские принадлежности.
Миша Фаторный как-то спросил:
— Ты дома сколько классов окончил?
— Восемь. А что?
— А я только пять. В той проклятой боярской Румынии некогда было учиться, надо было зарабатывать для большой семьи.
— Да, отстал ты, друг, на целых три года. Но это не так уж и велика беда, — утешал я товарища. — Главное, что снова будешь ходить в школу, будешь учиться уму-разуму. Учиться, Миша, никогда не поздно, так что не переживай — всё будет хорошо!
— А ты не врёшь, Алёша, что будешь идти в девятый? — лукаво жмурила глаза Женя Чебан.
— Ну, какая же мне польза говорить неправду? Не понимаю, зачем мне врать?
— Когда же ты успел нас обскакать на целый год?
— Долго вас, девочки, мамы возле своей юбки держали, — шутками отбивался я от них.
По спискам, составленным вожатыми, получалось, что в девятый класс я буду ходить один да несколько ребят из московской группы — детей работников Наркомздрава: Коля Богомазов, Галя Тихомирова, Галя Щербачёва, Эля Карахтанова, Карл Лифшиц, а две ученицы этой группы — даже в десятый класс — Иванова и Гусева.
В напряжённой подготовке к школе незаметно пролетали дни. Мы привыкли к новой обстановке, к чудесным пейзажам вокруг: говорливому ручью, к наполненной грёзами тополиной аллее, к разрисованным осенним солнцем лесами и горам.
