Алексей Диброва - Артековский закал
Артековский жилой корпус располагался у самого подножья гор, из окон которого открывалась величественная панорама завораживающих таинственной неизвестностью гор в пышной зелени деревьев. Вблизи ворковала горная речушка.
Белокуриха! Откуда ты получила такое название? Серебристо-белые кудрявые шапки тополей в долине дали тебе это имя, или заснеженные вершины ближних гор? Кто первым пришёл к вашему подножью? Или клубящийся белый пар над горячими источниками был поводом для такого названия?
С трёх сторон курорт окружали горы, поросшие могучими елями, соснами, пихтами, лиственницами. Лёгкая дымка над горами в солнечный день придавала им голубизну.
Артековцам новое место показалось чем-то сродни крымскому Артеку, вот только моря здесь недоставало.
…Через несколько дней на спортивной площадке в небо поднялась новая стройная мачта, будто соперничая с высокими скалами Церковки — живописной ближней горы. Под дробь барабана каждое утро в синее алтайское небо взмывал красный артековский флаг, сопровождаемый пионерским салютом.
— Лагерный день начат!
Пионерские традиции крымского Артека продолжались и здесь, на гостеприимном Алтае.
«АВРОРА»
Ничего не делается само собой, без усилий и воли, без жертв и труда.
А. Герцен.На линейке Гурий Григорьевич объявил:
— После завтрака первый и второй отряды пойдут на работу.
— Куда?
— Куда-куда, — я вам всё объясню. Наступает осень, а потом зима. Нужно заготовить много овощей, засыпать их в овощехранилища. А таковых пока нет, нужно ремонтировать старые овощехранилища в подсобном хозяйстве курорта — совхозе «Аврора». Вам известно, что здесь в тылу приходится работать женщинам, старикам и детям. Ну, какие из женщин плотники или землекопы, скажите, пожалуйста! Наши ребята смогут сделать самостоятельно не хуже взрослых — факт!
— Факт! Сделаем! — послышалось на левом фланге.
— Сделаем! — поддержали старшие.
— Я так и знал, — улыбнулся Ястребов. — После завтрака вы пойдёте на работу к завхозу «Авроры». Поступаете в его полное распоряжение на полный день! — закончил он.
— А обедать?
— А далеко туда идти?
— Что будем брать с собой?
— Обо всём узнаете после завтрака! Обедать будете там, в «Авроре».
…Аврора! Вспомнилась девушка с таким именем, которая немного больше года назад кружилась в вихре танца на костровой площадке крымского Артека, в Нижнем лагере. Аврора Модесто. А исполняла она национальный испанский танец, кажется, «Фламенко». Дети кричали потом ей: «Мо-ло-дец!» Аврора… Где ты сейчас, в это грозное для всех время. Конечно, не в Испании, а где-то в тылу, как и мы, — размышлял я.
После завтрака две цепочки — два отряда — по крутой дороге поднимались из долины на террасу реки Белокурихи. От непривычной крутизны и быстрой ходьбы все тяжело дышали, но от завхоза Мотовилова не отставали ни на шаг, удивляясь проворности в его годы. Вышли на ровное место, он дал отдышаться несколько минут, полюбоваться чудным привольем. Слева синели горы, ближние склоны были зелёными, а местами золотистыми от осенних красок. На переднем плане, закрывая всё собой, гордо поднималась пирамидальная Церковка. Справа и впереди раскинулись степные дали. Пересечённая местность желтела скошенным жнивьём со скирдами немолоченного хлеба.
Я вспомнил полтавские хлебные поля, усеянные скирдами обмолоченной соломы в это время года, с работающими тракторами на поднятии зяби. Спросил у завхоза:
— Скажите, пожалуйста, почему заскирдованы не обмолоченные снопы?
— С кем молотить будешь? Вот придёт зима, тогда будет больше свободных рук, тогда и молотьба пойдёт.
«И здесь война людям в печёнках сидит!» — подумалось мне, а вслух произнёс:
— Ничего, теперь мы вот будем помогать, видите, какие у нас хлопцы геройские!
Мотовилов улыбнулся:
— Молодцы не с ложкой, а в поле с сошкой! Посмотрим, на что вы способны в работе!
Ребята слышали этот разговор, они теперь выпячивали грудь, по-взрослому шагали вразвалочку, показывая «товар лицом».
— Игорь, давай нашу матросскую!
Чистое детское сопрано нарушило степную тишину:
Нам навстречу ветер буйный дул…
Сорок натренированных глоток подхватили знакомую мелодию. Эхо покатилось от горных склонов, повторяя звонкое многоголосье.
«А они и, правда, дружные, смотри, какие чертики играли у каждого в глазах», — наблюдал Мотовилов. — «Видно, что дружные в этом Артеке!».
На ребят, видимо, и впрямь подействовал степной простор, одна песня сменялась другой. Так с песнями незаметно пришли к месту работы. Мотовилов обратился ко мне, как к знакомому:
— Начнём вот с этого хранилища. Пошли я покажу, что нужно делать.
Я посмотрел на ребят, мол, никто меня не уполномочивал быть старшим двух объединённых отрядов. Ребята понимающе показали в сторону завхоза:
— Иди, пусть дядя Мотовилов показывает одному тебе, не лезть же нам всем в этот капкан!
А завхоз уже исчез в тёмной дыре хранилища. Я стал спускаться ему вслед полуразрушенными ступенями.
— Осторожно, не дотрагивайся руками по сторонам! — донёсся снизу голос завхоза. Что-то сыпалось за ворот, в нос шибал смрад сгнивших овощей.
— Вот это объект вашей работы. Неудобств здесь много: овощехранилище аварийное, работать здесь нужно с большими осторожностями, иначе может при завале накрыть всех.
Я почувствовал, как на спину сыпануло холодом, по телу поползли невидимые муравьи.
— Да ты не бойся! — заметил моё состояние завхоз. Видишь вон те балки над головой?
— Ну, вижу!
— Их мы подстрелим стойками, а потом очистим хранилище от мусора, заменим прогнившие доски — и ремонт закончен!
Мотовилов ещё долго инструктировал меня, что и как делать. Иногда я перебивал его, уточнял что-нибудь. Вылезли наверх. Ребят возле хранилища не было ни одного.
— Вот те и раз! Где же твои певуны?
Я озадаченно осмотрелся вокруг и, наконец, заметил слева в лесополосе голубые куртки артековцев. Заложив два пальца в рот — просигналил. Через минуту все собрались.
— Напали, как медведь на сладкое? — поинтересовался Мотовилов.
— А что это, дяденька завхоз, за ягоды?
— А что — вкусные?
— Ничего, клевать можно!
— Это мы облепиху сибирскую развели. Раньше с неё сиропы да джем варили, а в этом году некому было варить, — и он безнадёжно махнул рукой. — Разъясни им, как следует, что нужно делать! — распорядился он, а сам полез в карман за папиросой.
