Овидий Горчаков - Вызываем огонь на себя
— Есть такое дело! — отозвался Ваня, тряхнув темно-русым чубом. Он усмехнулся: — Здорово, елки-моталки! Партизанская земляника и та стреляет по врагу!
— Старыми минами — нажимного действия, — пояснила Зина, — мы не могли взрывать самолеты, а эти очень удобны. Вот гляди-ка сюда! Мину можно поставить на час, на три часа, на шесть часов, подложить к авиабомбам… Новую разведсводку тебе передали? Отлично! Скажи Яну Большому: пусть передаст кому надо, — торжественно проговорила Зина, — что командование нашей Первой Клетнянской бригады объявило всем нам, разведчикам, благодарность за ценные сведения о противнике.
После подробной инструкции Ваня спрятал мины в подпол.
Вылезая, он тихонько напевал:
Гитлер Геринга спросил:
«Что Москву не разбомбил?»
Тот ответил: «Больно прыток!
Знаешь, сколько там зениток?»
Зина с сомнением поглядела на веселого Ваню. С виду Ваня совсем мальчишка, тонкий, узкоплечий. Сможет ли этот весельчак справиться с опасной работой подпольщика-диверсанта? Впрочем, поздно раздумывать…
Ване шел двадцатый год. До войны семья плотника Алдюхова жила в Смоленске, где Ваня, не блистая отметками, учился в 30-й железнодорожной школе, носил красный галстук, вступил в комсомол. Окончив семилетку, пошел работать учеником слесаря в вагонное депо. В конце июля месяца, потеряв в бомбежку квартиру и все имущество, Алдюховы эвакуировались из Смоленска, но были отрезаны гитлеровцами под Ярцевом. Квартира в Смоленске сгорела от фашистской «зажигалки». Отец Алдюхова вернулся с женой и четырьмя детьми на родину, в деревню Плетневку.
Ваня, старший сын, порывался уйти в отряд, но Дядя Коля сказал ему, что близ аэродрома он может быть намного полезней отряду.
— Я тебе верю, Ваня, — сказал юноше Дядя Коля, положив ему руки на плечи. — Мы с твоим батей в Гражданскую воевали!…
Сначала Ваня работал водовозом на немецкой кухне в Плетневке. Еще зимой провез он в Плетневку первые мины под вязками саней для Ани. Но те мины были не магнитные — нажимного действия… Их надо было закапывать в землю…
— Слушай внимательно, Ваня! — продолжала Зина. — Я к тебе больше пока ходить не буду. К тебе будет ходить Мотя Ерохина из деревни Ерохино.
Недостаток рабочей силы вынудил немцев на третий год войны нанять русских для работы и на аэродроме — под усиленным наблюдением. По заданию подполья пошел работать водовозом на аэродром Ваня Алдюхов. Обычно Ваня провозил мины на аэродром в бочке с водой и незаметно передавал их полякам.
Страшное для гитлеровцев оружие получили от партизан поляки — Ян Большой и Ян Маленький, Вацлав и Стефан. Подвешивая бомбы к трем ночным бомбадировщикам, пока Вацлав и Ян Большой отвлекали оружейников, Ян Маленький и Стефан прилепили к бомбам мины, установив каждую на один час. Закрыв замки подвеса, запомнили номера самолетов.
Вскоре «хейнкели» начали выруливать из капониров по рулежным дорожкам на взлетно-посадочную полосу.
Друзья присели отдохнуть на ящики с боеприпасами; Ян Маленький приподнял край зеленой маскировочной сети. Ящики были мечены черным имперским орлом.
— Ну, братья-мушкетеры, — волнуясь, сказал Ян, — теперь от этой птички полетят перья. Дюралевые ложки упадут в цене!
— Да-а-а, — протянул Ян Большой, — Это настоящая работа. Это не песочек в пулеметах, не сахарок в бензине!
Наутро Венделин Робличка, сияя, доложил Яну Большому:
— Сверил номера. Все ваши «хейнкели» не вернулись на аэродром по «неустановленной причине».
Наутро баулейтер послал поляков не на аэродром, а на станцию Сещинскую. Со станции как раз уходил длинный эшелон с горючим в бочках и с крытыми желтыми вагонами с охраной на тамбурах. Подлезая под платформами с бочками, Ян Маленький, Стефан и Вацек на ходу незаметно прилепили к бочкам три заряженные взрывателями «Магнитки». Партизанская разведка среди железнодорожников донесла потом, что мины взорвались на какой-то станции за Рославлем, загорелось горючее, бочки рвались, огонь перекинулся на соседние эшелоны, начали взрываться вагоны с боеприпасами, покалечило вокзал и всю станцию…
Ян Большой не замедлил доложить о проделанной работе Ане Морозовой, а та, как только Ян Большой отправился обратно на аэродром, бросила стирать белье и почти бегом побежала в… полицию.
После гибели Кости Поварова и ареста Никифора Антошенкова в полиции у Ани работал только один верный человек — давний ее шушаровский связной Ваня Кортелев. Ане хотелось поскорее сообщить партизанам, Большой земле, что подполье в Сеще взорвало эшелон и эти огромные «хейнкели»!… И может быть, удастся как-нибудь передать весточку об этом узникам рославльской тюрьмы!…
Долго с подозрением встречала поляков Евдокия Фоминична Васенкова, хотя сердце с самого начала подсказывало ей, что напрасно ее недоверие. Вацлав, человек набожный, не раз доказывал Евдокии Фоминичне, будто по Священному Писанию ясней ясного выходит, что русские должны побить немцев. И хоть и другой веры был этот поляк, а верила ему Фоминична. А однажды, когда Таня еще не пришла с работы из казино, Вацлав прямо сказал:
— Мы помогаем партизанам и думаем, мамо, что и вы согласитесь им помочь.
Евдокия Фоминична долго молчала.
— Боюсь, сынок, — наконец проговорила она. — Дочки у меня еще маленькие.
Вацлав придвинулся к ней ближе.
— Вам, мамо, самим ничего не придется делать, — сказал он. — Только прятать наши вещи и в секрете держать, что мы делать будем. А людям скажете, будто я к вашей цурке, к дочке Тане, хожу — нареченным, женихом, значит, хочу стать. А вещи те не трогайте, не прикасайтесь к ним и дочкам даже смотреть на них запретите!
— Дочки у меня, Васик, послушные, — сказала, вздохнув, Евдокия Фоминична, вытирая глаза уголком платка, — без моего разрешения ни к чему не притронутся.
Такими словами ответила Евдокия Фоминична Вацлаву, так выразила свою готовность пойти на смертельный риск…
На первых порах Вацлав таился от семнадцатилетней дочери Евдокии Фоминичны, не хотел подвергать ее опасности, но с той поры, как Таня стала работать на кухне при казино немецких летчиков, начал он давать ей разные несложные задания. Таня — в школе она шла отличницей по немецкому языку — прислушивалась к рассказам кричащих и бешено жестикулирующих асов о воздушных боях, запоминала, что они говорили о своих потерях, о новых заданиях, о налетах на Москву.
Встречаясь с Вацлавом, она рассказывала ему обо всем, что ей удалось подслушать в столовой. С каждым месяцем она все свободнее понимала немцев, но путалась в летной терминологии.
