Юрий Ленчевский - Сталинский СМЕРШ. Лучшие спецоперации военной контрразведки
Все же Василенко спросил Титова:
— Почему вы не арестуете Сулико — Музашвили?
— А за что?
— Расхваливает, как хорошо ему было у немцев. Немецкий шпион…
— Вы уверены, что он шпион?
— Не знаю… — замялся осведомитель.
— Шпионы маскируются, а этот привлекает внимание своей болтовней. Работать с ним надо. А торопиться не следует.
* * *Константину Юрьеву довелось участвовать в боевых спецоперациях. Были моменты, когда он чудом остался жив. Но награды не досталось, чему он ничуть не огорчился. Не дали медали, ну и ладно… Начальству виднее, кого награждать. К вышестоящим же Константин относился без излишнего преклонения, не скрывал иронии. Люди и люди… Но и без них нельзя… Титов разъяснил Константину, что его начальники в отличие от армейских осуществляют не только общее руководство, но и участвуют в той или иной чекистской разработке. Разумеется, руководители дают ценные указания — ЦУ и эти ЦУ бывают разными, как и разные сами руководящие лица. Случается, конечно, всякое… Ведь всегда найдутся эскимосы, которые и для жителей Африки придумают правила, как вести себя во время самой сильной жары.
* * *— Товарищ старший лейтенант, в третьей роте полицай, — сообщил Костя Титову.
— Откуда сведения?
— Во второй роте служит Карнаухов. Он опознал полицая, но говорить о нем боялся… Поделился об этом с нашим доверенным лицом.
Костя назвал фамилию осведомителя «Ваня».
А дальше Карнаухов замкнулся. Ни слова более. Все же «Ваня» его расшевелил, раскочегарил… И тот рассказал: полицай этот по фамилии Слюсаренко — убийца. Карнаухов боится этого полицая — вдруг он его признает. Карнаухов прибыл в батальон с новым пополнением. После потерь части на Днепре и в корсунь-шевченковском окружении немцев батальон пополнился новыми людьми. Среди них были Карнаухов и Слюсаренко.
В разговоре с Титовым Карнаухов признался:
— Боюсь его. Встречался с ним раз, но он мог запомнить… Правда, военная форма преображает человека. Но кто знает…
— Расскажите все, что вам известно об этом человеке, — предложил Титов. — Кто он?
— Петр Слюсаренко — полицай, не рядовой… Точно он — не ошибаюсь. Такого гада не забудешь, — уверенно произнес Карнаухов. — Меня хотел вербовать немцам помогать…
— Получилось?
— У него — нет.
— Поподробнее, пожалуйста.
— С самого начала?
— Конечно.
— Белобилетник я. Служить мне не довелось. А вот когда наши первый раз в феврале мой город Богодухов освободили, меня и загребли.
— Как это?
— Ну, призвали меня. Никакого военкомата тогда у нас еще не было. Брали прямо в часть. Тогда многих так взяли. Винтовку в руки и в бой. Обученный ты или уже послужил — такое никого не интересовало. Нас даже не переодевали, пошли в своем гражданском. Тогда и молодых выбрали. За два года оккупации шестнадцатилетние подросли… Уже для войны годились. Только не обученные были. Сколько их, молодых, необученных, полегло тогда, в том феврале… Кто считал… — произнес с горечью Карнаухов.
— Вы же белобилетник. Сказали так, — заметил Титов.
— Так-то оно так. Врач в части медосмотр делал… Сказал: «Руки-ноги есть, винтовку в руках удержишь — иди воюй!» Документы мои забрали. Сержант, наверно, писарь, сказал; «Маленький — автоматчиком будешь!» — ростом я не вышел… Но воевал, стрелял по немцам. Не в первом бою, а на третий день ужалило меня… в ногу. Что делать? — в госпиталь определяться не стал. Дом мой, вот он, рядом. Кое-как доковылял до хаты. Вскоре немцы поднажали — наши отступили. И снова остался я под немцем. Ранение-то пустяковое. На мне быстро заросло. Работал я на кожзаводе, слесарил. Тогда все взрослые в городе работали, кто где… — поспешно заявил Карнаухов. — Иначе в полицию загремишь. Там с возрастом не считались. А молодежь почти всех в Германию угоняли, работать. И вот летом, уже в сорок третьем, вызывают меня в полицию. В комнате этот гад Слюсаренко сидел за столом. Разговор — один на один.
Картина той встречи в полиции предстала перед Карнауховым четко, зримо.
— Ты, Карнаухов, перед немецкой властью сильно провинился. Воевал против них. Стрелял, — начал Слюсаренко.
— Не я один.
— Разговор о тебе. Был ты в гражданской одежде — считай, партизан. А это что? Виселица по тебе скучает. Должен искупить свою вину перед властью.
— Как это?
— Послужишь ей — только тайно. Будешь агентом.
— Не согласный я на такое…
— А это еще посмотрим! — сказал с угрозой Слюсаренко. — Даю тебе неделю на размышление. Через семь дней придешь сюда в это же время. Сам. Или тебя потом приведут. А виселицу в центре города видел? Стоит она, родимая, — никто ее не отменил.
Об этом Карнаухов рассказал Титову, замолчал, как бы сделал передышку, затем продолжил:
— Главное не во мне — я маленький человек. Главное, Слюсаренко — палач! — заявил Карнаухов.
— Рассказывайте, и, пожалуйста, факты.
— Будут вам и факты. Дал мне Слюсаренко неделю подумать… Что делать, я не знал. Стал за ним присматривать. Одного дня вижу: вывел Слюсаренко из полиции молодого парня. Лицо в синяках, одежда порванная, руки сзади стянуты проволокой… Подсадил полицай этого партизана на повозку, бросил туда лопату. Выехали они на Пушкинскую улицу. А это известная дорога на кладбище… Я за ними, в их направлении… Само собой, поодаль от ихней повозки. Подъехал Слюсаренко к кладбищу. И я туда добрался — смотрю, дальше что… Павел Слюсаренко повез партизана в кладбище, прихватил и лопату. Ясное дело — зачем… Затаился я в кустах. Сколько время прошло, не знаю… Может, целый час. Выстрел услышал… Вернулся Слюсаренко один. С лопатой только. Бросил ее на повозку. Сам сел и поехал. Я тихо-тихо пробрался к могилам. На краю кладбища старые окопчики, еще сорок первого года, неглубокие, уже осыпались… На одном земля свежая… Холмика не было. Убил, гад, человека и то место, где закопал бедолагу, сровнял с землей. Ясно, палач Слюсаренко. Кат! — подвел итог рассказанному Карнаухов.
— Почему вы считаете, что жертва Слюсаренко — партизан? — спросил Титов.
— А то кто же? Наверно, партизан… Не знаю я точно. — Помолчав, заговорил: — Понял я, дело мое — смертельное. И ушел из города. В селе у родичей прятался. А скоро наши снова из города немцев прогнали, освободили нас. И вот я в рядах армии. Полицая этого в третьей роте увидел… Сначала испугался…
— Не ошибаетесь?
— Точно он, Слюсаренко. Только его осторожно брать надо. Опасный он, гад!
— Не беспокойтесь. Это уже моя забота. О том, что рассказали о Слюсаренко, никому ни слова. Постарайтесь не попадаться ему на глаза.
