Глеб Сташков - Записки купчинского гопника
– Вы знаете, на какой этаж? – спрашивает девушка.
– Знаю.
– На какой?
– На пятый, – говорю я. Естественно, раздраженно.
– Правильно, – говорит девушка.
Я обалдеваю. Что еще за экзамен?
– А если бы я ответил неправильно?
– Извините, я просто была не уверена, что вы знаете, на какой вам нужно этаж.
Показываю на табличку:
– У вас написано: «Деловой Петербург». Пятый этаж.
Теперь уже девушка говорит раздраженно:
– Извините, я просто была не уверена…
– …что я умею читать. Я понял.
– Хамить не обязательно, – говорит девушка.
– Это вы хамите, – отвечаю я.
– Нет вы.
– Нет вы, – крикнул я из уходящего лифта.
Вечером захожу в «Макдональдс».
Передо мной три человека. У каждого интересуются:
– Не желаете ли пирожок?
Я делаю заказ. Жду. Расплачиваюсь. Жду.
В моей душе закипает ярость.
Идиотски-вызывающим тоном спрашиваю:
– Почему вы меня не спрашиваете, не желаю ли я пирожок?
– Извините, – говорит продавщица.
Я не унимаюсь:
– Я что, не похож на человека, который может позволить себе пирожок?
Продавщица пристыженно молчит, потом спрашивает:
– Не желаете ли пирожок?
– Нет, – отвечаю я тем же идиотски-вызывающим тоном.
Когда я отходил с подносом, то явственно расслышал, как в спину мне кто-то сказал:
– Мудак!
Самое обидное, что не поспоришь. Именно так я себя и вел. А надо было молчать и взирать на мир юмористически.
На Артура тоже нужно было взирать юмористически. Дескать, вы этому пустозвону верите, но я-то знаю, что он врет. Поэтому я стою на несколько ступенек выше на лестнице интеллектуального развития. И смотрю на вас свысока, как на недостаточно продвинутых в эволюционном плане приматов.
Но Артур покусился на девушку, которую я уже считал своей.
И что? Тем более надо было молчать. Девушки любят молчаливых.
А я не смолчал.
– И за что же, – спросил я, – тебе платят на два порядка больше, чем зарплата? То есть четыре миллиона в месяц.
Артур не смутился:
– Занимаюсь политическим консалтингом.
Я чуть со стулом не упал. Депутат, при котором Артур состоит помощником, действительно частенько берет у него консультации. Спрашивает:
«Где сегодня забухаем?»
Я бы не назвал это политическим консалтингом.
– Вы, наверное, нарасхват? – не столько спросила, сколько констатировала Аня.
– Разумеется.
Меня ломало и колотило. Эмоции захлестнули и несли в пучину позора.
– Кого же ты консультировал?
Артур напряг память.
– Я помог избраться мэру Ярославля.
– Которого посадили?
– А его посадили? – расстроился Артур. – Не знал. Еще я провел человечка в мэры Екатеринбурга.
– Его скоро посадят.
– Возможно, – спокойно сказал Артур. – Пока они меня слушают, все у них идет хорошо. А как меня нет, сразу пускаются во все тяжкие.
Аня понимающе покивала и обратилась ко мне:
– Ты же тоже занимался выборами.
– Да, – нехотя ответил я. – Не люблю об этом вспоминать.
– Почему?
– Не люблю выборы.
– Он белоручка, – заявил Артур. – Его смущает черный пиар. Грязные технологии. Так не занимайся чернухой. Я, например, всегда выигрывал честно.
– Выборы не бывают честными, – сказал я. – Грешное это дело – выбирать лучших среди людей. Отделять, так сказать, козлищ от агнцев. Не человеческого ума дело.
Я вот впервые работал на выборах в 1995 году. На партию «Яблоко». Я и в дальнейшем работал почти исключительно на партию «Яблоко».
Сначала мы собирали подписи. Помню, заходим в рабочее общежитие. В те времена эти общежития еще не были заселены гражданами других – более южных и более азиатских – государств. Короче говоря, заходим в общежитие. У всех подписи собираются, а у меня – нет. Обидно, да и душно, признаться, в плане денег.
Стучусь я в очередную комнату.
– У нас прописка временная, – отвечают мне в десятый раз.
– Ничего, – говорю, – с временной тоже можно.
– Не хотим, – говорят мне в десятый раз.
– Где же ваша гражданская позиция? – сокрушаюсь я. В те годы я был еще молодым и наивным, так что простительно.
– У нас нет гражданской позиции.
Тут уж я не выдержал. Весь мой демократический потенциал так и выпер наружу.
– Нет, – говорю, – гражданской позиции, не будет и прописки. Никакой – ни временной, ни постоянной.
Нельзя сказать, чтобы я использовал административный ресурс. Поскольку никакого ресурса у меня не было. Чисто на понт взял. Однако же – сработало. Подписи я получил. И в следующей комнате получил. И мои соратники взяли мой метод на вооружение. И у них тоже хорошо пошло.
Не могу сказать, что мне стыдно. Но что-то подленькое в этом я все же замечаю.
Выборы в 1995 году были чистыми. Черного пиара совсем не помню. От этого было скучно. Я вообще думаю, что черный пиар главным образом возникает из-за того, что людям в избирательных штабах скучно. И наше начальство придумало развлечение. В ночь перед выборами нас отправили наклеивать плакаты с яблоками на школы.
Весь смак заключался в двойном правонарушении. Во-первых, агитация в ночь перед выборами запрещена. Во-вторых, в школах расположены избирательные участки, поэтому наклеивать на них плакаты нельзя в принципе. А мы наклеивали. И скрывались от ментов. И вдвоем с моим приятелем потешались над третьим нашим приятелем, который принял поручение слишком уж близко к сердцу. Он, наверное, в детстве в войнушку не наигрался. Поэтому, увидев подъезжавшую машину, кричал «Ложись!», бросался в мокрый грязный снег и ползал по нему на брюхе.
Никакой логикой не объяснить, зачем нужно было, нарушая закон, наклеивать эти плакаты. Плакаты были довольно идиотские. Огромное натуралистическое яблоко напоминало жопу. На ней красовался слоган:
Если выбрать нелегко,
Голосуй за «Яблоко».
Ни задница, ни дурацкий стишок никак не подбивали человека проголосовать за это самое «Яблоко» с ударением на последнем слоге.
Ход мысли нашего начальства мог быть только один: если идут выборы, глупо бороться честно. Будешь честным – обязательно кто-нибудь облапошит.
Наутро после расклеивания плакатов я отправился наблюдать. Я был очень принципиальным и въедливым наблюдателем. Разумеется, ни о каких серьезных нарушениях или фальсификациях в то время даже речи быть не могло. Но я добросовестно фиксировал каждую мелочь. Кто-то за слепую старушку поставил галочку. Кто-то сказал что-то похожее на агитацию. Во время подсчета голосов нас, наблюдателей, поставили не туда, куда мы хотели, а на метр дальше. По всем этим нарушениям я составил акт, который после выборов мы должны были подписать вместе с другими наблюдателями.
