Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

Здесь важно отметить, что Жанна обращалась к врагам говорила не от имени короля Франции, хотя он был ее суверенным господином, а от имени Царя Небесного, который, как она знала по откровению, желал, чтобы "король Карл" был "истинным наследником" королевства Франции. Она требовала не только ухода врагов и возврата добрых городов, которые они захватили, но и выплаты ими своего рода военной репарации. В письме к Бедфорду коронация в Реймсе не упоминалась (возможно, из осторожности), но содержалась угроза причинить большой урон "дворянам, боевым слугам, лучникам и всем остальным", кто осаждал город Орлеан, если они не захотят уйти, и говорилось, что ее намерением является, "изгнать" короля Англии "из всей Франции". Также сообщалось о скором вступлении в Париж Карла VII в сопровождении "славной компании". Жанна и умоляла Бедфорда не продолжать войну, а присоединиться к французам и совершить "самый прекрасный поступок, который когда-либо кто-либо совершал для христианского мира". Ничего не было сказано о присутствии в осадном лагере под Орлеаном "мятежных" бургундцев, что позволяет предположить, что к моменту отправки этого послания они уже ушли. В тексте Франция и королевство Франция упоминаются семь раз, французы — один раз, король Карл — дважды. Письмо-вызов Жанны было одновременно простым и надменным (таков закон жанра). Но не только адресаты могли счесть его дерзким, или даже святотатственным — но и Карл VII, если он вообще его читал, должен был быть несколько ошеломлен претензиями Девы на роль защитницы Божьего дела, а не дела своего сюзерена, короля Франции. Это письмо подразумевало, что Жанна находится между Богом и королем. Тем не менее, королевский Совет, который еще мог все отменить, принял решение отправить ее в Орлеан.

Идея о том, что король был прежде всего наместником Бога, получившим свое королевство через Деву, выражена в отрывке из дополнения к Историческому Бревиарию (Breviarium historiale) написанного доминиканцем Жаном Дюпюи во время его пребывания в Риме, вероятно, в июне 1429 года: «Однажды Дева попросила короля сделать ей подарок. Король сказал, что эта просьба будет немедленно удовлетворена. Но Жанна просила не меньше, чем королевство Франция. Король, пораженный, после минутного раздумья, все-таки преподнес его ей в подарок. Жанна приняла его и пожелала, чтобы от ее имени были написаны письма четырьмя королевскими нотариусами, и эти письма были бы торжественно зачитаны. Когда это было сделано, король на мгновение растерялся. А Дева сказала его приближенным: "Вот самый бедный рыцарь в своем королевстве!" И тут же, в присутствии упомянутых нотариусов, как владелец королевства Франции, она передала его Богу Всемогущему. Чуть позже, по велению Божьему, она передала королевство Франции королю Карлу, и попросила обо всем этом написать торжественные письма». Сцена, конечно, кажется сказочной, вымышленной, но она частично соответствует показаниям герцога Алансонского на реабилитационном процессе, когда он упомянул о том, что во время одной из первых встреч с Карлом VII Жанна обратилась к нему с несколькими просьбами, в том числе о передаче своего королевства Царю Небесному.

Эта политическая теология получила определенное распространение. Как пишет немецкий мемуарист Эберхард Виндеке: "Во время встречи Девы с королем, она просила его пообещать сделать три вещи. Первое — отказаться от своего королевства и передать его Богу, ибо он и получил его от Него. Второе — простить всех своих подданных, которые нанесли ему обиду или стали его врагами. Третье — проявить полное смирение, и всех, кто придет к нему, будь то друг или враг, бедняк или богач, одаривать своей милостью" [247]. В версии Жана Дюпюи интересно то, что Жанна представляет себя обязательным посредником между Богом и королем Франции, "прокуратором" Царя Небесного, которому поручено утвердить Карла, вновь ставшего королем Франции по милости Божьей, но при посредничестве Жанны.

Состояние Буржского королевства в апреле 1429 года

Многое было сказано о реальном положении Орлеана, Карла VII и королевства Франция накануне появления Жанны. В частности, говорилось, что Бедфорд был в трудном положении, так как у него не было достаточно войск для полной блокады города, особенно после вывода бургундского контингента, тем более что этот вывод выявил колебания Филиппа Доброго, который похоже серьезно опасался полной победы англичан. Так например, в какой-то момент осады Жан, бастард де Ваврен и Филипп д'Эгревиль по приказу Бедфорда попытались переправить припасы в английский лагерь под Орлеаном, но мало чего добились, поскольку против них выступили "восставшие общины страны" [248].

И, наоборот, ситуация во французском лагере представлялась в очень мрачном свете, хотя бы для того, чтобы подчеркнуть решающую роль Жанны д'Арк: "Король и жители города не имели никакой надежды; скорее, они все считали, что должны сдаться" (показания Гийома Сегена, на реабилитационном процессе). Мартин Беррюйе в своем трактате, написанном по случаю этого процесса, настаивает на том, что несчастье царило не только на границах двух королевств, но почти везде: "Опустевшие города, брошенные дома, невозделанные поля, церкви без священников и служб. Не было ни мира, ни безопасности, везде царил ужас, страх и разбой, и не только в сельской местности, но и в городах, где происходили очень жестокие убийства людей и зверское пролитие христианской крови". Из длинного послания на латыни, адресованного Карлу VII Жаком Желю, тогдашним архиепископом Амбрена (конец мая — начало июня 1429 года), стоит привести следующий отрывок: как только Дофин был лишен наследства, англичане стали "терроризировать тех, кто придерживался партии короля, принцев, дворян и других, до такой степени, что королевская партия была очень ослаблена, поскольку некоторые принцы королевской крови перешли на сторону англичан. Другие под благовидными предлогами вымогали королевское имущество, лишали короля его доходов и даже сеяли в народе ложные слухи [намек на обвинении Карла в незаконнорожденности?]. Эта язва [эпидемия] распространилась до такой степени, что едва ли можно было найти кого-либо, кто повиновался бы монсеньору королю. Также и вельможи и некоторые принцы, потеряв надежду, покинули монсеньора короля, и удалились в свои владения. Распространился слух, что горожане по закону могут брать все, что захотят. В результате наш терпеливый король настолько обеднел, что едва мог добывать скудную пищу не только для своего двора, но и для себя и королевы. Дело дошло до того, что не было никакой надежды на то, что король сможет вернуть свои владения с помощью своих подданных. Сила врагов и тех, кто ему не подчинялся, постоянно возрастала, а помощь его сторонников умалялась. Король не мог получать доходы из своих владений, а помощь, оказанная его собственным народом, безрассудно растрачивалась. Король был лишен королевской пышности, и у него не было ничего, от чего он мог бы получить облегчение. И все же он терпеливо переносил все, лишенный всякой человеческой помощи и ущемленный жадностью своего собственного народа. Но мы слышали, что его надежда на Бога оставалась твердой, и что он особенно часто обращался к Нему в молитвах и даже продал некоторые из своих оставшихся драгоценностей, чтобы иметь возможность совершать благочестивые дела. Таким образом, во что можно свято верить, милосердный Бог, тронутый до глубины души пламенем его любви, возымел для него и для королевства намерение вернуть мир и восстановить его королевство. Он сделал это из-за благочестия и величия короля, чтобы явить ему милосердие и справедливость" [249].