Федор Грачев - Записки военного врача
Все единодушно сошлись, что Александр Осипович нашел ключ к лечению дистрофиков дробным, шестикратным питанием. Этот метод вкупе с переливанием крови и применением кровезамещающих растворов дал хорошие результаты.
Больше того. В нашем госпитале концентрировались больные, перенесшие контузию и получившие на фронте сотрясение мозга. Для них были созданы специальные условия в неврологическом отделении — детище профессора Долина.
Еще при жизни И. П. Павлова Александр Осипович участвовал в работе павловской клиники неврозов, где было установлено, что сон — целебный фактор при нервных страданиях. Он охраняет и восстанавливает нервную систему.
Профессор Долин решил применить лечение сном при закрытых травмах головы. При лечении снотворными веществами больные спали в сутки от двенадцати до двадцати часов. В установленное время их будили (если они не просыпались сами) для принятия пищи. После очередной дозы снотворного больные вновь засыпали. С прекращением удлиненного сна назначали короткий курс нейростимуляторов.
Лечение сном значительно укорачивало сроки госпитализации больных и раненых, перенесших контузию и сотрясение мозга. Они выздоравливали быстрее, чем при обычных методах лечения.
Так учение «старейшины физиологов мира» Ивана Петровича Павлова об охранительно-целебной роли сна воплотилось в руках его учеников непосредственно в практику военной медицины.
Гуманный подход к лечению мозговых травм нашел свое отражение и в терминологии. Долин заменил общепринятый диагноз «сотрясение мозга» «ушибом головного мозга», по степени тяжести.
— Выбросьте, пожалуйста, из головы пугающие слова «сотрясение мозга», — увещевал Долин врачей. — Этот термин травмирует психику раненых, способствует их психической и физической инвалидности.
Успешно применял Долин учение И. П. Павлова об условных рефлексах и в целях военно-медицинской экспертизы. Были, правда очень редко, случаи, когда некоторые бойцы симулировали заболевание, жаловались на потерю речи, слуха, зрения.
Красноармеец Митрофан Грунин лечился в госпитале около месяца по поводу ушиба головы в легкой степени. Все болезненные симптомы после лечения сном исчезли, но Грунин продолжал жаловаться — ничего не видит. Офтальмологи утверждали: жалобы необоснованны.
Следовало убедительно разоблачить симулянта.
Его пригласили в ординаторскую. Грунин появился крадущейся походкой: не ступал всей ногой, твердо и уверенно, а шел на цыпочках, согнувшись. Часто облизывал губы, лицо было покрыто красными пятнами.
На стол перед Груниным поставили электрическую лампу.
— Видите свет лампы?
— Н-не! — вяло ответил Грунин, озираясь, как в лесу. — Туман в глазах…
— Будем лечить вас электричеством.
— Поможет?
— Несомненно…
Начали курс «лечения». Перед Груниным зажигалась лампа и одновременно с помощью приложенной к ноге электродной пластинки наносилось раздражение слабым электрическим током.
Грунин при воздействии током неизменно отдергивал ногу. Это — ответ на раздражение электрическим током, врожденный безусловный рефлекс.
Митрофан Грунин жаловался:
— Разве это лечение? У меня глаза не видят, а мне электричеством ногу лечат… Как не видел, так и не вижу…
После ряда повторных совпадений действия света и тока у «больного» образовалась прочная связь между светом и электроболевым ощущением в ноге.
На восемнадцатый раз свет зажгли, но ток включен не был. Грунин отдернул ногу и на этот раз, а также и в последующие сеансы, когда применялся свет без тока. Таким образом, симуляция Грунина была разоблачена неоспоримо.
Весть об этом вызвала в палате, где лежал Грунин, «короткое замыкание». Что там началось! Изящная словесность, конечно, отсутствовала. На другой день «слепой» был выписан из госпиталя в маршевую роту…
Еще один случай «выздоровления» симулянта.
В госпиталь поступил танкист сержант Антон Овчинников. Он был «контужен при разрыве бомбы на незначительном расстоянии от танка», как гласила медицинская карточка передового района.
Овчинников демонстрировал потерю речи и слуха. Глухонемой. С медицинским персоналом он общался только с помощью записок. Предпринятая терапия не дала эффекта. Но Долин еще раз сам тщательно осмотрел сержанта в неврологическом отделений и написал на листке бумаги: «Обещаю Вам, будете слышать и говорить». И дал это прочесть Овчинникову.
Долин начал с гипноза, чтобы под воздействием внушения заставить танкиста слышать и говорить. Но гипноз успеха не имел: сержант активно сопротивлялся. Однако Долин был настойчив. Новый прием — дача снотворного. Может быть, во сне заговорит. Это бывает. И на этот раз результата не было. Сержант хорошо выспался — и только.
— В перевязочную! — распорядился Долин.
Последовала новая проба: дача наркотической смеси через маску малыми дозами, стремясь к наиболее явственному, непрерывному развитию возбуждения больного. Когда такое возбуждение достигло достаточно высокой степени, Овчинников стал метаться и неожиданно отчетливо и громко выругался самым неприличным образом.
Маска была снята, и Овчинникова водворили в палату, где он продолжал свою брань.
В палате все враз смолкли и глянули на «глухонемого».
— Тебя же вылечили, что же ты ругаешься? — тихо спросил сержанта один из раненых.
— Здесь не лечат, а калечат! — огрызнулся Овчинников.
— Мать честная, да ты еще и слышишь! Вот чудеса!
— Попал, как черт в рукомойник.
— Сало было, стало мыло!
Далее в адрес сержанта щедро — посыпались четкие и меткие «комплименты», весьма далекие от изящной словесности…
По инициативе профессора Долина Военно-санитарное управление Ленинградского фронта и Ленинградский филиал Всесоюзного института экспериментальной медицины решили в июле созвать совещание по научно-практическим вопросам, посвященное шестой годовщине со дня кончины И. П. Павлова. Первое заседание намечалось в институте, второе — у нас, в госпитале.
Восемь врачей нашего госпиталя задолго до даты этого совещания начали готовиться к докладам. Главный докладчик — А. О. Долин. Тема: «Учение академика И. П. Павлова и военно-медицинское дело в условиях Великой Отечественной войны».
В конце февраля меня вызвали в кабинет Долина. Там были врачи, Ягунов и Луканин. Мне предстояло доложить о результатах метода дробного питания больных, страдающих алиментарной дистрофией.
На столе Долина бюст И. П. Павлова, а на стене привлекает внимание репродукция портрета академика работы известного художника Нестерова.
