Валентина Малявина - Услышь меня, чистый сердцем
Адочка имела в виду метро «Аэропорт», где был наш с Павликом Арсеновым дом.
— Хорошо. Буду ждать официального предложения от Саши и Васи.
С Василием Лановым Адочка очень дружила. И Саша ей был дорог. Ко мне относилась с интересом. Я благодарна ей, что она помогла мне успешно сдать государственный экзамен по французскому языку. Ведь я почти не училась в институте. Играла в «Ленкоме», потом в Театре Вахтангова.
Адочка предложила мне выучить к госэкзамену монолог Марии Тюдор, естественно на французском. Подолгу занималась со мной. Говорят, что я хорошо читала этот монолог. Я и по сей день его помню. Вскоре Саша предложил мне участвовать в его инсценировке.
— Конечно, — согласилась я.
Он очень обрадовался:
— Сделаем этот спектакль, а потом много других. В них будет идти разговор о личностном — я. В России много, даже слишком много, личностей со странными, скорее страшными судьбами. Ты согласна?
— Да. Но… не только в России такое.
Я вгляделась в Сашу и сказала:
— Тебе бы Ван Гога сыграть.
— А я написал пьесу о Ван Гоге. Как ты угадала?
— Я очень увлечена им. Покажешь пьесу?
— Покажу.
— Если понравится, попрошу Евгения Рубеновича прочитать пьесу и… поставить ее.
Саша расплылся в улыбке. Я тоже. Потом он усмехнулся и грустно сказал:
— Не будет этого никогда.
Боже мой! Как же они так, наши руководители Театра им. Е. Б. Вахтангова? Почему они так? Имея Кайдановского в театре, предлагать ему текст «Кушать подано».
Прочитала пьесу о Ван Гоге. Показалось, что Саша не очень в материале, но это можно доработать. Ведь он абсолютный Ван Гог. Я говорю о визуальной схожести и подвижной нервной системе.
Отдаю пьесу и, чтобы он не ждал рассказа о моем впечатлении, сразу же говорю:
— Ты пишешь, что Ван Гог впервые приехал в Париж тогда-то, тогда-то и тогда-то. Но! Он и раньше был в Париже и встречался со своим братом Тео в Лувре, кажется, в квадратном зале.
— Нет!
Саша побелел.
— Нет! — закричал он. Я все правильно написал.
— Да нет же… Я говорю правильно.
Он резко повернулся и пошел.
Я тоже пошла в другую сторону.
Вдруг кричит:
— Валентина! Подожди!
Я остановилась. Он подскакивает ко мне и шипит:
— Давай спорить. Серьезно. Что бы ты хотела, если будешь права?
— Да ну тебя, Саша.
— Я прошу.
— То, что я хочу… на это не спорят.
— Говори.
— Видела у тебя «Библию» — «Ветхий завет»… «Новый завет» у меня есть, «Ветхого» — нет.
И продолжаю:
— Сегодня же и разрешим нашу проблему. Вечером. Либо ты ко мне домой приедешь, либо я — к тебе.
— Лучше ты. Посмотришь, как Дашенька подросла. Мы будем рады тебе.
— Хорошо. Так и сделаем.
Я поехала домой. Павлик приготовил обалденный луковый суп по личному рецепту, мы пообедали, потом я взяла толстенную книгу «Импрессионизм», нашла нужное мне место о Ван Гоге, пригласила Павлика поехать к Саше, рассказала, что мы поспорили. Павлик не смог поехать: к нему с визитом должен был кто-то прийти. Я взяла такси — и поехала на Арбат. Сейчас невозможно себе представить, что от метро «Аэропорт» до Арбата такси стоило всего 98 копеек.
Ира, жена Саши, встретила меня приветливо. Дашенька — прелесть. В яркой косыночке и улыбается. Я открыла книгу на нужной странице и отдала Саше. Он стал внимательно читать. После прочтения пошел к книжному шкафу и принес мне «Ветхий завет».
Начались репетиции по Александру Сергеевичу Пушкину у Алочки. Прямо-таки «Остановись, мгновенье, — ты прекрасно». Каждый раз на репетиции хотелось говорить эти драгоценные слова. В один из дней подошли к воспоминаниям Анны Керн. Довольно большой отрывок. Очень чувственный. Легко произносимый. Но волновалась я перед друзьями своими ужасно. Чувства овладевали мною. У меня подкруживалась голова, в глазах чуть стояли слезы, я бледнела и тут же краснела. Видела, что Саше все мои треволнения очень нравятся. И лицо Васеньки было вдохновенным. И Адочка смотрела в глубь меня. Закончила монолог Анны и, не сговариваясь, Вася и Саша зааплодировали. Приятно было.
А потом Вася читал «Я помню чудное мгновенье…». Я люблю его чтение, как будто рядом родник. Он романтик, наш Васенька. Но Саша чувствовал это стихотворение иначе. На что Вася сказал: «Читайте, читайте, Александр Леонидович!»
Саша прикрыл глаза и мучительно произнес: «Я помню чудное мгновенье…». Что такое со мной?
Именно с этого момента Саша стал для меня необходимым мужчиной. Я понимала, что это — горе, но как остановить то, что вовсе и не зависит от нас. Почему горе? У Саши были Ира и Дашенька. Я не хотела причинять боли ни им, ни моему Павлику. После смерти нашей доченьки я воспринимала Павлика как близкого, как самого родного мне человека, но женщиной, женой я больше не могла быть.
«Я помню чудное мгновенье…», а я буду всегда помнить этот день, когда Саша читал гениальный стих.
Мы имели большой успех с нашим спектаклем и в Москве, и на гастролях. Несколько раз были в Питере. Очень хорошо! Народу…
А потом мы стали лауреатами Пушкинского конкурса.
11
…Саша и Адочка готовят новую композицию об Александре Сергеевиче Пушкине, куда входит «Гаврилиада». Очень интересное время — вдохновенное…
И вот гастроли Театра Вахтангова в Новосибирске. Я почти каждый день играла: плотно была занята в репертуаре.
Как-то Саша провожал меня в гостиницу, и встретили мы друга Саши из Ростова-на-Дону. Он был несказанно рад Саше и пригласил нас на свой день рождения. Его тоже звали Сашей, и жил он тут, в Новосибирске. Вечер был свободным, и мы приняли это предложение. На другой день у меня был спектакль «Мещанин во дворянстве».
Дача почти в лесу. Много сосен вокруг. И уходят сосны в небо. Красота! Жена Саши дала мне атласный фиолетовый халатик, чтобы комары меня не кусали. Мы ужинали в деревянной беседке. Она была словно кружевная.
Мы смеялись, пили коньяк и ели шашлык, который очень вкусно приготовили наши Саши. Потом Кайдановский берет меня за руку и уводит на улицу.
Этой ночью луна была необыкновенной: огромный оранжево-красный шар, притягивающий к себе, тревожащий.
Мы упали в траву и целовались. Саша побежал по полю навстречу луне. И я побежала за ним. В руках у меня был поясок от халата. Я почти догнала Сашу и хлестнула его пояском..
— Валентина! Ты красивая ночная птица! — кричал Саша, убегая вперед. Вдруг остановился и крикнул мне:
— Нет, ты ведьма! Ты настоящая ведьма!
Мы опять целовались, протягивали руки к луне и как бы держали ее в своих ладонях.