Иван Майский - Перед бурей
может быть, потому, что дело здесь приходилось иметь с
книгами. Теперь в моей комнате в дополнение ко всему
прочему прибавились еще переплетные станки, картон,
клей, кожа, цветная бумага, тисненый коленкор, — и от
чаяние матери от распространяемой мной грязи дошло до
высшей точки. Постепенно я достиг в переплетном деле
довольно высокого совершенства и стал даже подносить
в подарок моим друзьям (например Пичужке) книги в пе
реплетах собственного изделия.
В последующей жизни мне не раз, хотя и с большими
интервалами, приходилось возвращаться к переплетному
искусству. Последний случай такого рода был зимой
1919/20 года, в Монголии, во время зимовки моей экспе-
114
диции по экономическому обследованию Монголии в Хан¬
гельцыке, на заимке А. В. Бурдукова. Я нашел там набор
переплетных инструментов, и воспоминания детства сразу
ожили во мне. В свободное время я сам переплетал,
а сверх того, обучал переплетному искусству еще не
скольких молодых людей, проживавших в то время на
заимке.
Чем объяснялось это мое увлечение ремесленным тру
дом? Мне кажется, что в основе его лежал полудетский,
плохо осознанный протест против окружающей обстанов
ки, протест против того традиционного, твердо установив
шегося порядка, согласно которому сын врача непременно
должен пройти гимназию, окончить университет и стать
чиновником или интеллигентом. Мои родители не только не
препятствовали, но даже до известной степени поощряли
мою тягу к физическому труду: здесь сказывались их ста
рые народнические симпатии и навыки мысли.
Скоро, однако, простое ремесло перестало меня удов
летворять, и я перешел к электротехнике. Отец выписал
мне из Москвы «Практический электрик» — толстую кни
гу с массой рисунков и чертежей, и я стал на все лады
пробовать и экспериментировать. Опыты мои были весьма
разнообразны, поскольку это позволяли скромные омские
возможности. Конечно, я широко эксплоатировал отца и
нередко таскал нужные мне материалы и вещества из его
госпитальной лаборатории, но многого все-таки просто
нельзя было найти в таком захолустье, каким в то время
была «столица Западносибирского генерал-губернатор
ства». Мои письма этого периода к Пичужке пересыпаны
настоятельными просьбами «купить у Ферейна» (крупный
аптекарский магазин в Москве) и прислать мне то тот, то
другой химический или электротехнический препарат, без
которого я оказывался не в состоянии вести дальше свою
работу. Помню, что труднее всего мне было с каменным
углем: в Омске его совершенно не было (здесь доминиро
вало древесное топливо), а по почте из Москвы угля то
же нельзя было получить. Из-за отсутствия угля я дол
жен был отказаться от производства целого ряда опытов.
Впрочем, несмотря на все эти препятствия, в течение не
скольких месяцев я сделал большие успехи в области
электротехники: провел по дому электрические звонки
(что в то время в Омске было большой редкостью), уста
новил в своей комнате крохотную электрическую лампоч-
115
ку, питавшуюся от сделанного мной аккумулятора, и
даже занялся гальванопластикой. Когда однажды, на гла
зах нашей кухарки, я превратил медный пятак в блестя
щую никелированную монету, бедная чалдонка была совер
шенно потрясена и с большой тревогой стала спрашивать:
— А в тюрьму не заберут?.. Сказывают, за фальшивые
монеты по головке-то не гладят.
Однако на «ремесле» я слишком долго не задержался.
От столярничества и слесарничества, через электротехни
ку, я проделал быструю эволюцию к науке вообще и к
а с т р о н о м и и в особенности. Именно астрономия яви
лась наиболее сильным и глубоким увлечением этой по
лосы моей жизни. Я уже (рассказывал, как еще в Петер
бурге я заинтересовался книгой Клейна «Астрономиче
ские вечера», но только теперь, в Омске, этот интерес
постепенно превратился у меня в настоящую страсть.
Я собрал у себя сравнительно большую астрономическую
библиотеку, в которой можно было найти лучшие рус
ские и переводные работы популярного характера, вроде
«Мироздания» Мейера, «Астрономии» Ньюкомба, произ
ведений К. Фламмариона и др., и, погружаясь в нее, уно
сился в бесконечные пространства вселенной. Мне очень
нравилось стихотворение Шиллера «Беспредельность»:
Н а д бездной из мрака возникших миров
Несется челнок мой на крыльях ветров.
Проплывши пучину
Свой якорь закину,
Где жизни дыханье спит,
Где грань мирозданья стоит.
Я видел, звезда за звездою встает
Свершать вековечный, размеренный ход...
Вот к цели, играя,
Несутся... Блуждая,
Окрест обращается взор
И видит беззвездный простор...
И вихря, и света быстрей мой полет...
Отважнее! В область хаоса!.. Вперед!..
Но тучей туманной
По тверди пространной,
Ладье дерзновенной вослед,
Клубятся системы планет.
И, вижу, пловец мне навстречу спешит.
«О странник, куда ты, откуда?» — кричит.
116
— Проплывши пучину,
Свой якорь закину,
Где жизни дыханье спит,
Где грань мирозданья стоит.
«Вотще! Беспредельны пути пред тобой!»
— Межи не оставил и я за собой.
Напрасны усилья!
Орлиные крылья,
Пытливая мысль, опускай
И якорь смиренно бросай!..
Я выучил это стихотворение наизусть и даже до сих
пор его помню. Оно так хорошо передавало мои тогдаш
ние настроения. Правда, конец стихотворения как-то
разочаровывал: опускать крылья и бросать якорь моей
мысли совсем не хотелось. Но безграничность вселенной
была запечатлена в такой мощной, такой потрясающей
форме!
Впрочем, дело не ограничивалось одними лишь раз
мышлениями о величии мироздания. Я не только читал
книги по астрономии, — я решил сам стать астрономом.
С этой целью я заставил себя полюбить математику, хо
тя с детства никогда не питал к ней дружеских чувств,
и стал ею специально заниматься. Я выписал себе «Путе
водитель по небу» и каждый вечер тщательно изучал
небесный свод по приложенным к нему картам. Я вычис
