Михаил Ульянов - Приворотное зелье
Это вообще большая тема сегодня — трагедия наших стариков. Они пережили тридцать седьмой год, «сороковые-роковые», послевоенную разруху, позже — перестройку. Всю жизнь их обманывали. Их вели к «великим целям», которые на поверку оказывались миражами. Они никогда не жили в покое, с уверенностью в завтрашнем дне. Прожив трудную и честную жизнь, под конец ее они остались один на один со своими бедами, нездоровьем, незащищенностью. Опять надо с кем-то бороться, чего-то добиваться, что-то кому-то доказывать. И все это проходит через немолодое уже сердце, когда ты уже не тот, что прежде, и силы на исходе.
Финал фильма — три друга улетают в никуда. В этом мире им больше делать нечего…
В фильме Станислава Говорухина «Ворошиловский стрелок» я играю старика такой же судьбы, что и моего героя из «Сочинения». Живет он вместе со своей внучкой-студенткой. Дочь его занимается челночным бизнесом и устройством личной жизни, и всю свою любовь дед отдает внучке.
Но случается ужасное: ее насилуют три мерзавца. Старик, пытаясь добиться наказания преступникам, обивает пороги кабинетов вершителей правосудия, всех этих «парадных подъездов». И всюду получает от ворот поворот. Да ты что, дед, говорят ему, твоя внучка сама к ним пришла (с одним из насильников она, к несчастью, была знакома). И ничего никому не докажешь, особенно если тебя и слушать не хотят.
И старик начинает действовать сам: выносит свой приговор, продает домишко за городом, покупает оружие и карает этих скотов.
В фильме есть примечательный разговор. Один из подонков спрашивает другого, того, кто знал девушку, — кто у нее отец. Да нет у нее отца, отвечает тот, она с дедом живет. С дедом? Так в чем дело: плюнуть на этого деда — он и переломится!
А дед не переломился. Пусть противозаконным путем, но он доказал, что с ним нельзя обращаться, как с ничтожной личностью, нельзя как угодно помыкать им.
Не берусь судить, правильно поступил мой герой или нет, — боюсь представить себя на его месте. Но тому, что справедливости у нас трудно добиться и что государство не в силах защитить ни каждого из нас, ни всех вместе, мы все свидетели.
Был я тут в Хельсинки — пожалуйста, гуляй сколько угодно по ночному городу, никто тебя не тронет. Там крепко держат в руках потенциальных преступников, не говоря уж о преступивших закон. У нас же люди боятся всего. Не только темноты, но и ясного дня. Боятся подростков, ходящих стаями, собственного подъезда, боятся дверь открыть незнакомому человеку…
Бандиты есть и будут, и у нас, и за границей. Вопрос в том, кто кого держит в страхе: государство их или они государство.
В процессе работы картина Станислава Говорухина несколько раз меняла название: «Женщина по средам», «Сицилианская защита» и, наконец, «Ворошиловский стрелок». Последнее название, горько-ироничное, поистине снайперское попадание в цель: здесь и возраст героя, и его биография, и его одиночество, и бессилие что-либо в этой жизни изменить…
«Сочинение ко Дню Победы» и «Ворошиловский стрелок» сделаны с любовью к обыкновенному человеку, с глубоким сочувствием к нему, тем более неожиданной стала для меня полярность позиций, занятых по отношению к фильмам теми же пенсионерами и ветеранами войны. Одни, если и не оправдывают героев, то понимают, что их вынудило так поступать. Кто-то из пенсионеров признался даже, что не смог досмотреть картину до конца, так ему грустно стало, обидно за наших стариков. Другие возмущены: к чему нас призывают? К терроризму? К вооруженному отпору? И яростно нападают, прежде всего почему-то на актеров.
Это нестрашно. Я и мои товарищи относятся к этому спокойно. Я авторам сердитых писем хочу ответить так.
Художественные фильмы, и эти в том числе, — не учебники жизни, они не имеют своей целью чему-то научить, к чему-то призвать. В лучшем случае они заставят зрителя задуматься над какими-то событиями, явлениями в нашей жизни. «Сочинение ко Дню Победы» и «Ворошиловский стрелок», каждый по-своему, задают мучительный вопрос: что с нами происходит и как жить дальше? Чтобы заострить, более четко обозначить главную мысль фильма, его создатели вправе прибегнуть к домыслу, преувеличению, ввести в действие элемент фантазии.
Картины эти скромные, не эпические полотна, как «Сибирский цирюльник», и не нацелены, подобно михалковскому творению, на глобальные проблемы. Но они показывают, из кого состоит любая «глобальность» — из таких вот людей, которых принято называть простыми и маленькими, но именно от них зависит великое. По тому, как им живется, можно судить о состоянии самого государства.
Интересные мысли высказывает автор одного из писем.
«Как и многие мои современники, — пишет он, — я часто размышляю о том, что происходит в нашей жизни, и все более склоняюсь к выводу, что мы переживаем период жесточайшей смуты и упадка, который очень точно определил ученый-этнограф Лев Гумилев, как время резкого падения уровня пассионарности этноса и преобладания разгула в нем субпассионариев, людей эгоистичных, движимых инстинктами и низменными страстями; время забвения традиций, всеобщей розни, почти полного отсутствия жертвенности и радения за интересы общества. Эгоизм, близорукий, но неудержимый, становится основным стимулом поведения верхушки общества, а жизнь подавляющего большинства народа сводится к прозябанию, унылой, бессмысленной борьбе за выживание».
…Письма кинозрителей вдруг ощутимо вернули мне атмосферу тех лет, когда кино имело большое значение, когда залы были полны, когда зрители не пропускали ни одного фильма, а полюбившиеся смотрели по много раз. Казалось, это предано забвению. Но нет: есть люди, и их немало, которым интересны именно эти картины, именно такие картины — про них, про их жизнь.
Мне позвонили из Новосибирска, пригласили вместе с «Сочинением» и «Стрелком» принять участие в Неделе российских фильмов. (Дожили: в России Неделя российских фильмов!) Я не смог поехать, но, думаю, это был настоящий праздник искусства. Праздник еще и потому, что он символизировал собой: отечественный кинематограф жив!
Он жив, и идет своим путем, по своим ориентирам, главный из которых человек.
Мы много говорим о молодежи, о том, что больше всего на ее судьбах и поведении отразилось забвение нетленных духовных ценностей, незыблемых правил человеческого общежития, нравственных устоев, моральных принципов.
В самом деле: цель террористов — запугать. А какая цель у подростков, исписывающих разной похабщиной стены подъездов, крушащих лифты, ломающих кодовые замки, бьющих окна? Никакой цели. Просто им нечего делать, они никому не нужны, им самим тоже, как говорится, всё до лампочки. А нравственных норм никаких, душа неразвита, разум спит. Им бы выпить, уколоться, девочку поиметь, потусоваться в компании себе подобных. Как достать деньги — не вопрос: украсть, ограбить, убить.
