Владимир Голяховский - Это Америка
— Ну, какую ты работу выполняешь?
— Я херидим! Я изучаю Тору.
— Ну а когда изучишь, что станешь делать?
— Я всю жизнь буду изучать Тору. Тора — это самое главное в жизни еврея.
— Работать не будешь? — поразился Михаил. — Эк тебя перекрутили…
Яша взмахнул руками и даже засмеялся:
— Ой, ну что вы такое говорите? Меня же никто не перекручивал. Иегова, наш Бог, послал мне настоящую веру и показал мне настоящий путь в жизни — стать херидим. Да я счастливейший человек, я принадлежу к хасидскому иудаизму любавичского толка.
Михаил саркастически улыбнулся:
— Не — е, все равно перекрутили. Небось форму эту в Москве ты не носил?
— Какую форму?
— Да вот шляпу эту черную, а под ней еще и тюбетейку, да лапсердак такой. И пейсы небось не отращивал.
— Это потому что мы — хабад[34], мы так должны встретить Мессию, который может прийти в любой момент. Наш раввин говорит, что Он уже совсем близко, что вот — вот.
Михаил давно обнаружил простодушие Яши и решил разыграть его. Он прищурился и с серьезным видом протянул:
— Ага, вон оно что… Близко, говоришь. А как ты его узнаешь, Мессию-то, а?
— Я? Да как!.. Наверное, Он сам скажет, что Он мессия.
— Может быть, и сам… Вот тебя твой раввин почему послал меня встречать, а? А может, я тот самый Мессия и есть?
От неожиданности Яша отскочил на шаг и изумленно посмотрел на Михаила.
— А вы откуда приехали? — нерешительно спросил он.
— Откуда? — Михаил значительно посмотрел вверх: — Оттуда!
Совершенно обескураженный Яша начал трястись:
— Ой, так я побегу сказать раввину… Он говорил, что Мессия, то есть это Вы, что Вы совсем близко…
Михаил удержал его за край пиджака и рассмеялся:
— Да не волнуйся ты, я пошутил. Мы-то сами из Саранска. Слыхал про такой город?
Яша медленно приходил в себя, потом разочарованно протянул:
— Из Саранска… слышал. А там, кроме вас, евреи были?
— Были, были евреи, как не быть. Только потом стали в Америку да в Израиль подаваться.
Яша слушал, но у него было свое на уме.
— Слушайте, давайте помолимся.
— Да погоди ты со своими молитвами. Пить, спрашиваю, с нами будешь?
Яша разочарованно вздохнул:
— Ну, пригублю, чтобы доставить вам удовольствие. У нас в Израиле почти никто не пьет.
Михаил разлил водку по стаканам, повернулся к жене:
— Маруся, слышь: в Израиле, оказывается, водку не пьют.
Маруся суетилась, разбирая вещи, и только откликнулась:
— Вот в это я не поверю. Раз из России народ понаехал, не может быть, чтоб водку не пили.
— То есть евреи из России пьют, конечно, — подтвердил Яша.
Михаил обрадовался:
— Ах, значит все-таки пьют! Компания будет. Ну, выпьем за здоровье, за нашу долгую и благополучную жизнь в Израиле!
Все чокнулись, он опрокинул в рот целый стакан, крякнул, закусил рыбой. Маруся держала стакан и мечтательно говорила:
— Ох, дай бог, чтобы наша жизнь здесь устроилась. Долго собирались, все не решались. Это вот она, доченька наша, Розочка, это она нас все уговаривала: поехали да поехали… А у нас там дом, огород, свой овощ, квасу заготовляли, огурчики солили, капустку квасили, грибочки мариновали…
Роза засмеялась и задиристо сказала:
— А что, другие уезжали, а мы хуже всех, что ли? Мне бы вот хибру вашу выучить, чтобы с настоящими израильскими ребятами познакомиться, которые с автоматами.
Михаил насмешливо проворчал:
— Да будет вам, завелись. И огород себе здесь насадим, и разговоры разговаривать будем. Вы пейте, пейте. Маруся, где мой баян? Душа музыки просит.
Яша подвинулся к Розе, умиленно посмотрел на нее:
— Послушайте, вы правильно их уговаривали. И иврит вы выучите. Так и быть, выпью за то, чтобы вы здесь почувствовали себя настоящими евреями. — Он глотнул из стакана, и его передернуло.
— Да ты рыбку-то попробуй! А насчет еврейства, так я и в Саранске себя евреем чувствовал. Давай я лучше тебе на баяне сыграю, старый баян-то, с шестьдесят седьмого года служит, а настроен хорошо.
Михаил лихо перебрал клавиши и заиграл «Катюшу». Роза стала приплясывать и подпевать, Маруся тоже вступила, а в разгар их веселья даже Яша стал размахивать руками, хоть и совсем не в такт. А Михаил, играя, смеялся и приговаривал:
— Эх, хорошо-то как! Я так хорошо себя чувствую чуть ли не впервые за шестьдесят лет. Новую жизнь начинаем — надо еще выпить.
Маруся уже с некоторой настороженностью посмотрела на него, шепнула Розе:
— Что-то опять шибко развеселился наш папочка. Боюсь, не к добру.
— Да ладно тебе, мам, опять ты каркаешь — не к добру, не к добру…
— Не каркаю я, а примета такая есть — лишнее веселье не к добру, — поджала губы Маруся.
А Яша сжимал ладони и радостно говорил:
— Это ваше счастье, что вы в Израиль приехали. Вот вы сказали, что в Саранске чувствовали себя евреем, а сами никаких еврейских обычаев не знаете.
— Еврейских не знаю, зато русские обычаи хорошо усвоил: чуть не каждый день меня за спиной жидом обзывали, а потом и вообще с работы выгнали. Тут ясно евреем себя почувствуешь. Вот Маруся у меня русская, а ее тоже жидовкой обзывали, потому что за евреем замужем.
— А вы русская? — Яша удивленно спросил Марусю.
Она засмеялась:
— Чисто — начисто, крестьянская косточка. Как за еврея выходила, так меня все отговаривали. А вот двадцать пять лет живем счастливо и дочку вырастили.
Михаил налил себе еще водки:
— Двадцать пять прожили, и еще столько проживем, — и залпом выпил стакан.
Яша пристально посмотрел на Марусю, помигал, спросил подозрительно:
— И мама у вас русская?
— Конечно, русская, — засмеялась Маруся.
— И ее мама тоже русская?
— Ну да, все мы русские.
Яша отчаянно взмахнул руками:
— Ой, послушайте, это же плохо, очень плохо.
Михаил не понял, ухмыльнулся:
— Чего ты несешь? Чего же в этом «очень плохого», а?
— Так вы же не знаете: в Израиле смешанные браки не признают. Вас не признают.
Маруся уставилась на него и с возмущением воскликнула:
— Это как же так не признают? Что же, здесь я своему собственному мужу не жена?
Михаил снял с плеч ремни баяна, отложил его в сторону, стал успокаивать жену:
— Маруся, Маруся, ты не волнуйся, не может быть таких дурацких законов!
Но Яша настаивал на своем:
— Говорю вам — раввинат Израиля не признает браков евреев с русскими.
Михаил не на шутку обозлился:
— Плевать я хотел на ваш раввинат — она моя жена, и все тут. — Он занервничал, выпил залпом еще водки, откусил кусок сала, явно демонстрируя это Яше. — Что нам твой раввинат — шавинат? Мы теперь в свободном мире обосновались. Там, в России, нам диктовали, как жить. А теперь я буду жить, как хочу. А жить я хочу со своей женой, и долго жить.
