Владимир Голяховский - Это Америка
В аэропорту «Бен Гурион» новых израильтян торжественно встречали с музыкой и песнями, кричали: «Шалом!» Роза тоже кричала, радовалась, смеялась, хлопала в ладоши. Смущенная Маруся испуганно оглядывалась на Михаила, а тот подмигивал ей:
— Ох, как же хорошо я себя чувствую, точно домой прилетел. Ну, теперь заживем!
Им вручили традиционные подарки — маленькие флаги Израиля и еврейские сладости, спросили, куда они хотят ехать, предложили на выбор несколько мест. Маруся шепнула мужу:
— Просись куда-нибудь, где можно огород завести.
Он так и сказал встречавшим:
— Мы хотим поселиться так, чтобы иметь при жилье свой огород.
— Около города Беэр — Шевы построен специальный поселок, там всех определяют в свои дома, и при каждом доме участок земли. Есть и ульпан для изучения иврита.
— Далеко этот город?
— Да в Израиле все недалеко.
Прежде чем они уселись в автобус, Роза подбежала к Лене:
— Мы едем в Беэр — Шеву, в поселок для беженцев, найди меня, — и поцеловала его.
* * *В пригороде Беэр — Шевы был построен небольшой поселок для эмигрантов из Советского Союза — деревянные коттеджи из трех комнат с кухней, холодильником, душевой комнатой и туалетом, каждый на одну семью. При домах небольшие участки земли. Каждую семью встречали у дома говорившие по — русски активисты — израильтяне, недавние выходцы из России. Они помогали новичкам в первые дни, давали необходимые объяснения.
У дома Штейнов стоял молодой ортодоксальный еврей с бородкой и пейсами. Он держал в руках молитвенник, заглядывал в него, раскачивался и молился. Завидев Михаила с семьей, он прошел на пару шагов вперед и радостно приветствовал их:
— Шалом, добро пожаловать в Израиль! Меня зовут Яша.
Михаил покосился на его одежду, тоже сказал «шалом» и стал заносить вещи. Войдя, он поставил чемоданы на пол, оглядел все комнаты, вытер пот со лба. Суетливый Яша семенил за ним и восторженно причитал:
— Вы теперь алия[32] и наконец-то можете жить и умереть как евреи. Мазал тов!
Михаил добродушно откликнулся:
— Спасибо на добром слове, только умирать мы, конечно, пока не собираемся.
Он потрогал мебель, довольно сказал Марусе:
— Вот как евреи встречают евреев — по — хозяйски, как надо.
Маруся, войдя, украдкой перекрестилась и с удивлением уставилась на Яшу: никогда ей не приходилось видеть ортодоксальных евреев. Мужу она сказала:
— Участочек-то больно маленький, землицы для огорода мало, не как у нас в Саранске.
— Ничего, Маруся, Израиль не Россия, земли мало, зато какая земля — все родит.
Яша семенил за ними по комнатам и продолжал с энтузиазмом предлагать:
— Первым делом давайте помолимся! — Он открыл молитвенник и снова начал раскачиваться: — Барух Адонай, Барух Адонай…
Михаил скептически посмотрел на него:
— Да погоди ты, погоди! Первым делом, на радостях, давай выпьем водки, с приехалом. Маруся, где там у нас бутылка «Столичной»?
Она протянула мужу бутылку.
— И закуску давай — шматок сала нашего, с черным хлебом.
Услышав это, Яша изменился в лице, улыбка сменилась ужасом, и он воскликнул:
— Сала? Ой, что вы такое говорите!.. Еврею нельзя есть свинину, это грех. Упаси вас Бог даже думать об этом!
Михаил миролюбиво ответил:
— Нельзя? А я думал, что мои религиозные предки заслужили мне право есть сало. А сало у меня вкусное — грудинка слоеная. Сам хряка растил, сам заколол и сало коптил.
— Ой, ой! — Яша в ужасе закрыл уши. — Я даже слышать не хочу.
— Ну раз ты так нервничаешь, не буду. Маруся, мы там рыбку копченую захватили, давай.
— А она кошерная? — робко поинтересовался Яша.
— С чего бы это ей быть кошерной? Да я толком и не знаю, что такое «кошерная».
Яша аж подпрыгнул:
— Как, вы не знаете, что такое кошер?
— Рыбка моя — первый сорт, это я знаю, сами с Марусей коптили.
Яша принялся уговаривать его:
— Но послушайте, если пищу не благословил раввин, значит она не кошерная.
— Какой раввин, да и зачем? Моя рыбка и без него вкусней всякой кошерной. Ты попробуй.
— Нет — нет, я кошерный человек, я, знаете, кушаю только самое кошерное, я не могу есть не кошер. И мой раввин мне не разрешит.
— Да мы ему не скажем.
— Нет — нет!.. Ни за что!
Вошла, припевая, нагруженная вещами Роза, покосилась на Яшу, увидела свисающие из-под пиджака белые тесемки, фыркнула и что-то прошептала матери. Маруся принесла завернутую в газету копченую рыбу и тоже зашептала мужу:
— Скажи ты ему, чтобы он тряпки свои в штаны подобрал, неудобно ведь, у нас дочь девушка, стесняется.
Михаил обошел Яшу вокруг, оглядел его, увидел тесемки, покачал головой. Яша удивленно следил за ним. Михаил сказал:
— Слушай, ты туалет-то свой хасидский приведи в порядок, наша дочка стесняется.
Яша поразился, ощупал ширинку, подтянул брюки.
— Ты тесемки от кальсон своих спрячь.
— Ой, так это же не тесемки от кальсон, это же цицит от талита[33]. Это так полагается.
— Цицит — шмицит… лучше все равно спрячь: девушка, говорю, стесняется.
— Но это наша гордость, символическая часть традиционного еврейского одеяния!
Михаил подмигнул Марусе:
— Слышь, пусть Роза не стесняется, это такое еврейское украшение и даже гордость — цицит называется, — и спросил Яшу: — Ты водку-то с нами пить будешь?
— Водка? Кажется, она кошерная, из зерна. Это даже нашим раввинатом признано.
— Это еще что за штука такая — ваш раввинат?
— Как, вы про раввинат ничего не знаете? Эй, это же самые умные люди, это Высший совет раввинов! Там сидят такие умы, такие умы!..
— Ясно, что умы, раз водку признали кошерной. Ну, значит пить можно, а то душа водки просит. Роза, принеси стаканы. Я извиняюсь, конечно, ты откуда взялся?
Яша с радостью воскликнул:
— Меня к вам наш раввин прислал и поручил, чтобы я вас встретил и привел в синагогу.
— В синагогу? Чего нам там делать?
— Вместе молиться.
— Да я отродясь в синагоге не был и молиться не умею.
— Ой, вы же не знаете нашего раввина! Он вас научит. Это такой мудрец, такой мудрец! Он даже знаком с самим Шнеерсоном, главным любавичским раввином.
Михаилу надоело слушать незнакомые слова:
— Шнеерсон — мееерсон, мне все равно. Я тебя спрашивал — откуда ты приехал и как давно?
— Я? Я из Москвы. Скоро два года будет.
— А чего ты здесь делаешь, какая у тебя работа?
— Работа? Какая работа? — удивился Яша.
— Ну, какую ты работу выполняешь?
