Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата
– А ты не знаешь, почему нас выдали вам, жалким гражданским?
Мужчина полез под стол, подумав, наверное, что я сейчас брошу гранату. Он явно был не в состоянии отвечать.
– Что взять с этого труса? Пойдем спросим у других мальчишек, – предложил парень со штыком. Его звали Мамбу. Потом мы с ним подружились.
Оставив нашего провожатого сидеть под столом, мы вышли из кухни и направились к веранде ближайшего из домов. Недалеко от крыльца сидели трое солдат военной полиции. Они разговаривали и не обратили на нас внимания. Двух иностранцев нигде не было видно. Мы подошли к спокойно сидящим у входа в дом ребятам.
– Вы не знаете, почему командиры выдали вас этим жалким трусам? – спросил Альхаджи. Те молча встали и злобно уставились на него.
– Вы что, оглохли? – возмутился Альхаджи и повернулся ко мне. – Они тоже ничего не знают.
– Мы не желаем, чтобы нас беспокоили, – сказал угрожающе один из сидевших на веранде. – И не желаем отвечать штатским вроде тебя.
– Мы не штатские. Уж если кто штатский, так это ты, – недобрым голосом сказал Мамбу, подходя ближе. – Вы одеты в обычную одежду, а не в форму. Разве уважающие себя военные будут носить такое? Или местные слабаки заставили вас переодеться? Значит, никудышные из вас солдаты…
– Мы сражались за Объединенный революционный фронт против правительственных войск, боролись за свободу, а «армия» убила мою семью и разрушила мой дом! Всякий раз, как я увижу этих уродов, буду убивать их! – воскликнул стоявший на крыльце и стащил с себя футболку, готовясь к бою. На руке у него было вытатуировано «ОРФ».
– Это боевики! – только и успел крикнуть Мамбу. Противник не дал ему достать штык, а молниеносно нанес удар в лицо. Мамбу упал, а когда встал, из носа у него шла кровь. Мальчишки-повстанцы выхватили ножи и бросились на нас. Это было, как на войне. Наверное, наивным иностранцам казалось, что стоит увезти нас из зоны боевых действий, как мы тут же перестанем ненавидеть друг друга. Им и в голову не приходило, что смена среды обитания в одночасье не вернет нам нормального отношения к жизни. Мы были опасными, озлобленными, натасканными на убийство юнцами. Процесс реабилитации только начинался, и эта стычка была первым уроком, который пришлось усвоить нашим благодетелям.
Когда повстанцы двинулись к нам, я бросил в них гранату. Но взрыв раздался не сразу, так что все успели разбежаться и укрыться – большей частью с разных сторон крыльца. Потом все ринулись в центральный двор, где завязалась драка. У одних были штыки, а у других – нет. Невооруженный парень схватил меня за горло и начал душить. Он напал сзади, поэтому я не мог заколоть его прямым ударом, а стал со всей силы отпихивать локтями, пока он не разжал пальцы. Когда я развернулся, то увидел, что он держится руками за живот. Я пырнул его штыком, лезвие застряло, и его пришлось выдергивать с силой. Мой противник упал, и я стал пинать его в лицо ногами, а когда готовился прикончить последним ударом штыка, кто-то вдруг полоснул меня по руке. Это был мальчишка из революционного фронта. Он бы убил меня, если бы не Альхаджи, который вовремя вонзил лезвие в его спину. Тот покачнулся и упал лицом вниз. Мой друг вытащил нож из раны, и мы стали бить парня ногами, пока он не прекратил дергаться. Я не знал, умер он или потерял сознание. Мне было все равно. Во время стычки никто не вопил и не плакал. В конце концов, мы несколько лет воевали и привыкли к подобным переделкам, да и действие наркотиков еще не прошло.
Через несколько минут во двор вбежали полицейские и двое сьерралеонцев, которые привезли нас в этот центр. Они закричали: «Остановитесь! Хватит!», разняли дерущихся и оттащили в сторону раненых. Но это лишь усугубило ситуацию. Мы сбили солдат с ног и отняли у них два автомата. Один достался нам, сторонникам правительственных войск, другой – повстанцам. Третий полицейский сбежал, чтобы не попасть в руки ни одной из группировок.
Один «АК» захватил Мамбу. Он выстрелил первым и попал в повстанца раньше, чем тот успел снять оружие с предохранителя. Парень упал, выронив «калашников», его товарищи попытались поднять автомат, но Мамбу стрелял во всякого, кто предпринимал такую попытку. Нескольких он убил, других ранил. Но наши враги упорствовали, и кому-то наконец удалось завладеть оружием. Он убил двоих наших, причем одного застрелил в упор. Перед тем как упасть, смертельно раненному удалось пырнуть повстанца в живот ножом, так что тот выронил «калашников» и рухнул на землю рядом со своей жертвой.
Бой длился уже минут двадцать, когда в ворота вбежали еще несколько полицейских и попытались остановить схватку. Однако мы продолжали колоть и резать друг друга, а также тех, кто пытался нас разнять. Солдаты дали несколько очередей в воздух, но нас это не остановило, так что им пришлось применить силу. Самых буйных взяли на прицел, других оттащили. Шесть человек были убиты: двое с нашей стороны, четверо – со стороны боевиков. Раненых было много, в том числе двое наших соотечественников, которые сопровождали грузовик.
Приехал военный санитарный автомобиль и увез мертвых и раненых, прорезая ночную тишину протяжным воем сирены. Когда я смотрел на удаляющиеся мигающие огни, у меня закружилась голова. На моей руке кровила небольшая рана. Я специально спрятал ее от медиков, потому что не хотел ехать в госпиталь. К тому же порез был пустяковым. Я смыл кровь и посыпал рану солью, а потом перемотал тряпицей. Во время схватки Мамбу выколол одному парню глаз. Потом до нас доходили странные слухи, будто его возили за границу на операцию и там ему вставили кошачий глаз или что-то в этом роде. Мы все восхищались Мамбу. Он действовал в бою быстро и беспощадно. «Хорошо было бы иметь такого товарища в моем отряде», – думал я.
Полиция выставила охрану, чтобы предотвратить новые стычки, а мы, «армейские», тем временем отправились в кухню, чтобы вновь чем-нибудь поживиться там. Мы ели и обсуждали бой. Мамбу рассказал, что, когда выколол своему противнику глаз, тот бросился на него, но не мог толком разглядеть, куда бежит, поэтому наткнулся на стену, больно ударился головой и потерял сознание. Все засмеялись, а потом подхватили нашего героя и стали качать. Бой позабавил нас, возможность «позвенеть оружием» стала приятным завершением унылого и однообразного дня, проведенного в дороге. Это на время отвлекло всех от тяжких размышлений о том, почему командиры предали нас.
Празднование победы было прервано появлением солдат, которые наставили на нас автоматы и приказали следовать за ними. Их угрожающий вид не произвел на нас впечатления, и мы, смеясь, покинули столовую. Нас препроводили к стоящим во дворе военным грузовикам. Мы были так счастливы, что расправились с ребятами-повстанцами, что и не подумали напасть на солдат. К тому же их было довольно много. Похоже, их предупредили, что с такими «детьми», как мы, лучше быть настороже. Еще несколько полицейских стояли возле машин, крепко сжимая автоматы и не спуская с нас глаз.
