Виктор Кузнецов - Сергей Есенин. Казнь после убийства
— Когда ваш муж вернулся домой после того, как внезапно отправился на службу поздно вечером, двадцать седьмого декабря? — задаем Антонине Львовне не совсем деликатный вопрос.
— Он вернулся домой лишь на следующий день и рассказал о происшествии, даже говорил, что снимал с петли тело Есенина.
— Он это делал один или кто-то помогал ему?
— Мужу помогал Цкирия Ипполит Павлович, коммунальный работник. Так ли это было на самом деле — не знаю, но что упоминалась эта фамилия — ручаюсь. Цкирия бывал в нашей квартире — веселый, высокий грузин, любил шумную компанию и кахетинское вино.
(Запомним фамилию этого человека, мы еще обратимся к его возможной роли в «деле Есенина»).
— Но почему воскресный вечер, двадцать седьмого декабря, вам так хорошо запомнился? Не подводит ли вас память?
— Ни в коем случае, — возражает Антонина Львовна. — Только теперь я понимаю: мужа вызывали именно в связи с есенинской историей. По долгу службы он не открыл мне тогда правды и промолчал до смерти. Тот тревожный вечер я не забуду никогда. Василий Михайлович обычно приходил с работы вовремя. Такой порядок сохранялся и когда он исполнял в 1924–1925 годах обязанности ответственного дежурного коменданта в привилегированной гостинице «Астория» (ее в 1925 году пышно называли «первый Дом Советов»). Незадолго перед трагедией с Есениным скончался наш трехлетний сынишка — в нашей семье еще болела своя горькая рана. В то время мы жили дружно и ни тени сомнения у меня не существовало.
Добавим: скорбное происшествие произошло накануне Рождества (по новому стилю), и хотя Назаровы, конечно же, были атеистами, сие обстоятельство также могло запомниться — ведь в Ленинграде тогда православный праздник отмечался (пока!) открыто.
— Называл ли Назаров, — возобновляем диалог, — еще какое-либо имя в связи с несчастьем в «Англетере»?
— Он говорил мне, что заходил в один из номеров гостиницы к члену партии Петрову и якобы видел там Есенина с поникшей хмельной головой.
— Почему к Петрову? Кто он такой?
— Не знаю. Наверное, какой-то авторитетный для мужа партийный товарищ.
(Запомним и эту фамилию, она станет к финалу нашего расследования одной из центральных). Мы благодарим Антонину Львовну за ее нравственный поступок признания (он дался ей нелегко после почти семидесятилетнего молчания) и за разрешение опубликовать отрывок из многочасовой беседы с ней.
Нет ни одного документа, подтверждающего проживание Есенина в «Англетере»! Доказательств по этому поводу предостаточно.
Если следовать официальной логике, но проверять ее архивными материалами, обнаруживается следующая странная картина: поэт поселился в захудалом 5-м номере гостиницы, где нет не только ванны, но даже чернил; комната отгорожена шкафом от смежного большого помещения, в котором до 1917 года находился большой аптечный склад (данные контрольно-финансового журнала), ближайшие его соседи — сапожник, парикмахер и даже сумасшедшая чета Ильвер[1].
Московский гость живет «по блату», не прописываясь. Такая вольность исключалась, известна записка (1925 год) заместителя начальника местного ГПУ И. Л. Леонова в отдел коммунального хозяйства с просьбой поселить в «Англетере» своего агента.
Европейски известный человек сидит одиноким отшельником четыре дня в своей обители, никуда не выходит, встречаясь, за двумя-тремя исключениями, совсем с незнакомыми людьми. 27 декабря, согласно мемуарной лжи Мансурова, устраивает пир, обильно сдобренный водкой и праздничным гусем, а по «наводке» Бермана, — выставляет чуть ли не десяткам гостей многочисленные графинчики и закуски на «длинном столе», а сам в это время дрыхнет пьяный на кушетке с зажатой в зубах папироской. Сработано топорно-грубо. «Гостиницы для приезжающих торгуют как обычно, — информирует 24 декабря 1925 года «Новая вечерняя газета», — но без продажи пива и крепких напитков».
Продолжим: уходят собутыльники, поэт, обуреваемый хандрой, режет себе вены и даже ладони и плечо (протокол милиционера Горбова), бросает бритву и вскарабкивается с веревкой от чемодана на сооруженную высокую пирамиду на письменном столе (это после-то сильного кровотечения!), не делает смертельную петлю на гладкой трубе парового отопления под самым потолком, а обматывает шею веревкой (лишь полтора раза!) — будто шарфом и…
Дальнейшее известно. Не слишком ли много в этой трагедии «случайностей» и гэпэушников? Только сравнительно недавно стало известно, насколько плотно они (Берман, Дубровский, Медведев, Эрлих и др.), как коршуны, кружили над 5-м номером «Англетера». Следы запланированности кощунственного надругательства, а также следы его сокрытия — налицо. Приведем наиболее убедительные аргументы.
Начнем с ленинградской «Новой вечерней газеты» («НВГ»), ее так же, как и «Красную газету», курировал Я. Р. Елькович. «Новая» не менее авантюрна, чем «Красная». 29 декабря «НВГ» напечатала подборку материалов о кончине Есенина.
Зловонные публикации появились 24 декабря 1925 года, в этот день Есенин приехал в Ленинград. Позволим себе полностью скопировать «маленький фельетон» журналиста-сатирика Александра Флита, претендовавшего на роль советского Козьмы Пруткова. Вчитайтесь, пожалуйста, в это сочинение.
ХОРОШИЙ ГУСЬ (Строки из дневника)
Декабря 9-го. Я, крестьянский гусь-середняк. Селижаровской волости Осташковского уезда Тверской губернии, деревни Первозвановка, от Машки-гусыни и Мишки-гусака, 22-х фунтов живого веса, прибыл сего числа в партии гусей-односельчан в Ленинград и поступил на склад Губгусьпрода.
Декабря 11-го. Держат в клетках. Теснота невообразимая. Питание отвратительное. Некоторые панически настроенные элементы уверяют, что нас скоро под зарез. Позвольте! Но ведь рождественский гусь — вопиющий предрассудок, это — религиозный дурман, это пережиток старого режима?!
Декабря 15-го. Четыре дня не брался за свое гусиное перо. События потрясли меня. Дорогого дядю Петра Никанорыча вчера отделили в числе сотни отборнейших, жирнейших гусей выпуска 23-го года, зверски убили и погрузили в порту на Лондон, в адрес английской мещанской УГРОбы. Это у них называется экспортом битой птицы.
Декабря 17-го. Дни за днями катятся. Худею не по дням, а по часам…
Декабря 19-го. Вчера забрали соседа слева, сегодня забрали сосуда справа. От страха у меня сделалась гусиная кожа. Но протесты бесцельны…
Декабря 21-го. Я знаю, что мне делать. Я — сознательный гусь, утру нос Губгусьпроду и брошу вызов всей человеческой УГРОбе.
