Иоахим Фест - Адольф Гитлер (Том 3)
Первые намеки поступили от специального уполномоченного Гитлера – Риббентропа, когда последний встретился в середине ноября 1934 года в Лондоне с лордом-хранителем печати Иденом и британским министром иностранных дел сэром Джоном Саймоном. В начале 1935 года контакты были продолжены. 25 января Гитлер «неофициально» принял лорда Аллена Хэртвуда, а четырьмя днями позже, опять «неофициально», либерального политика лорда Лотиана. Германский канцлер жаловался на медленный ход переговоров по разоружению, подчеркивал совпадение обоюдных интересов., констатировал бесспорность позиции владычества Британии на море, а затем впервые внес конкретное предложение, заявив о своей готовности заключить договор, согласно которому мощь флотов Германии и Англии устанавливалась в соотношении 35 к 100, однако Германия должна была получить в соответствии со своей национальной традицией более сильную сухопутную армию. Такова была схема предложенной общей концепции, которой Гитлер в заключение беседы с лордом Лотианом еще придал оригинальный поворот: если ему можно высказаться не в роли рейхсканцлера, а как бы «человека, осмысливающего уроки истории», сказал он, то самую надежную гарантию мира он видел бы в совместном германо-английском заявлении, согласно которому обе страны в будущем привлекут к ответственности и накажут каждого, кто нарушит мир [16].
Более близким по срокам и конкретным шагом стала достигнутая позже договоренность о визите британского министра иностранных дел в Берлин, который был назначен на 7 марта. Та дискуссия, которую вызвало предложение Гитлера, еще и сегодня показывает, как точно он оценил интересы и психологию другой стороны: она прямо-таки в идеальной модели выявляет те приемы самоуспокоения англичан, которые, несмотря на все разочарования, определяли политику в последующие годы. Их основное предположение заключалось в том, что Гитлер остро нуждается в договоре, который придал бы законный характер наращиванию его военного потенциала и наконец сделал бы Германию союзоспособной, и что эту карту ни в коем случае нельзя упустить. Это предоставляет шанс покончить с гонкой вооружений, держать вооружение Германии в контролируемых границах и в конечном счете все-таки посадить Гитлера на цепь. Ставка самой Англии в этой игре относительно невелика, по сути дела речь идет лишь об и так устаревшем пятом разделе Версальского договора, который содержал положение о разоружении Германии. Хотя Франция и будет опасаться германо-английского договора, ей придется осознать, «что у Англии нет постоянных друзей, а есть лишь постоянные интересы», как писал «Нейвал ревью» – орган британских ВМС [17]. Именно этим интересам, как полагали, отвечало бы признание британских претензий на господство на морях со стороны такой великой державы, как Германия, тем более на столь умеренных условиях, которые выдвинул Гитлер. Эра Версаля, которая значила так много для Франции, отошла в любом случае в прошлое и, как говорилось в докладной записке Форин оффис от 21 марта 1934 года, «если уж проводить похороны, то лучше сейчас, пока Гитлер настроен оплатить услуги похоронной конторы» [18].
Основное значение всех этих соображений – отказ от солидарности, возникшей в ходе мировой войны и подкрепленной в Версале; приходится, не без смешанного с замешательством уважения, констатировать вновь продемонстрированную способность Гитлера разбивать единый фронт противников и обращать их друг против друга. Однако еще более удивительна его способность добиться того, что по примеру побежденных теперь и среди победителей стало распространяться растущее чувство невыносимости того мирового порядка, который они сами всего лишь за 15 лет до того торжественно провозгласили. Впервые его талант, проявившийся уже в предвыборных боях агонизирующей республики, подать проблематичную ситуацию как абсурдную и цинично несправедливую успешно сработал и во внешней политике. Правда, какое-то время казалось, что его противники все же хотят сформировать блок сопротивления. В реальности же получилась только имитация отпора, которая слишком явно должна была прикрыть их робость, – Гитлера она не смогла обмануть. А затем они тем более беспрепятственно уступили ему поле битвы.
Словно для того, чтобы прикрыть своего министра иностранных дел, британское правительство опубликовало 4 марта «Белую книгу», которая осуждала открыто нарушавший Версальский договор широкомасштабный рост вооружений в Германии, возлагала на нее вину за усиливающееся чувство неуверенности в связи с официально поощряемым духом воинственной агрессивности и тем самым обосновывала необходимость программы увеличения воздушных вооружений. Но Гитлер не дал себя запугать этим и выразил свое недовольство тем, что со ссылкой на внезапную «простуду» был отменен визит сэра Джона Саймона. Одновременно он использовал якобы совершенную в его отношении несправедливость для контратаки и 9 марта официально уведомил иностранные правительства, что в Германии уже создана своя авиация. Когда после этого французское правительство все-таки объявило об увеличении срока службы солдат тех годов рождения, когда была низкая рождаемость, а британский министр иностранных дел лишь невозмутимо заявил в нижней палате, что он и мистер Идеи по-прежнему собираются предпринять поездку в Берлин, Гитлер в конце следующей недели сделал еще один провоцирующий шаг: ссылаясь на меры соседей, которым Германия со дней Вудро Вильсона все вновь и вновь – и каждый раз напрасно – оказывала доверие, пока не оказалась в окружении сильно вооруженных государств в «недостойном и в конечном счете опасном состоянии бессильной беззащитности», он объявил о том, что 16 марта вновь вводится всеобщая воинская повинность, и о создании нового вермахта мирного времени в составе 36 дивизий общей численностью 550 тыс. человек [19].
Гитлер увязал это заявление с блестящим военным праздником. 17 марта, в «день памяти героев», как теперь именовали всенародный день траура по павшим, он после патетического пышного заседания в Государственной опере организовал большой парад, в котором уже участвовали подразделения новых люфтваффе. Рядом с престарелым фон Маккензеном, единственным еще живым маршалом кайзеровской армии, он прошел в сопровождении высшего генералитета по Унтер-ден-Линден к террасе берлинского замка, чтобы прикрепить к знаменам и штандартам армии почетные кресты. Затем он под аплодисменты многих десятков тысяч собравшихся принял парад. И хотя восстановление всеобщей воинской повинности было в Германии популярно как демонстративное выражение антиверсальского самосознания, Гитлер все же не решился, как это сопутствовало всем прежним аналогичным акциям, провести по этому вопросу плебисцит.
