Борис Ельцин - Записки президента
Понятно, что военный план уже существует в детальном, продуманном виде. Там определена и наша роль. Что ж, возможно, на это придётся пойти — вводить силы ООН в разъединительные коридоры. Но пока говорить об этом рано. Пока ещё есть резерв — может быть, можно заставить их мирно договориться.
Дневник президента
7 мая 1993 года
Во Дворце культуры ГУВД, рядом с известной москвичам Бутырской тюрьмой, — прощание с погибшим первого мая сотрудником милиции Владимиром Толокнеевым. Перекрыта Новослободская улица. Солнечно, пусто, тихо — и грязновато, пыльно, как бывает в начале мая, когда только сходит снег.
Жутко это — прощаться с человеком.
Конечно, мы определим его семье солидный пенсион. Мы не оставим его ребёнка. Но…
Все это как-то не укладывается в голове. Первое мая, демонстрация. У нас, советских людей, это ассоциируется, ну, я не знаю, — с мороженым, с бутылкой пива, с шашлыком на природе, с кумачовыми знамёнами, разумеется… Но с кровью?
Страшные кадры по телевидению. Можно было бы предположить: ну, была давка, драка. Ну, в пылу борьбы парень подставился, ударили чем-то. Но ведь камера не умеет лгать. Человек, который кинулся за руль грузовика и дал резко газ, знал, что хочет убить милиционера. Это осознанное убийство.
И сразу возникают вопросы: почему эта цепочка милиционеров оказалась беззащитной, окружённой с двух сторон? Где были водомёты? Почему не применяли газ? Когда у нас появится хоть один ствол с пластиковыми пулями, чтобы при необходимости разгонять агрессивные толпы, как это должно быть?
Я стою у гроба Толокнеева и смотрю на его молодую вдову.
Я, президент, ничего не могу сделать…
И все эти вопросы с тысячекратной силой ударят меня пять месяцев спустя. И я снова почувствую это почти физическое удушье — удушье бессилия.
В ночные часы
У меня бессонница.
Встаю в два-три часа ночи, хожу по комнате, пью чай, не могу заснуть. Таблеток не люблю, да и не помогают.
В это время хочется поговорить с кем-нибудь. Но все спят.
В такие часы я «работаю над книгой», то есть просто бессистемно что-то обдумываю, вспоминаю, формулирую, иногда что-то записываю. Вспоминаешь разное, не всегда приятные вещи, словом, становишься самим собой, более открытым, искренним, чем днём, в кабинете, когда застегнут на все пуговицы.
О чем я вспоминаю?
Помню, однажды Наина заболела воспалением лёгких, заболела сильно, её даже отвезли в больницу — а дома грудная Танюшка. И я повёз её, крошечную, в Березники, к бабушке. Сидеть с ней дома было некому, а устроить в ясли в те времена было невозможно. Ехать на поезде сутки, даже больше, около тридцати часов.
Ну, закутал ребёнка в одеяло, сел в поезд.
Плацкартный вагон. Все смотрят круглыми глазами: куда мужик грудную везёт? Я смущённо объясняю.
Конечно, сначала дочка спала. Женщины мне помогают пелёнки менять, то да се… Но вот ночью, когда она захотела есть, для меня начался кошмар. Плачет, кричит, надрывается. Весь вагон проснулся. Я дрожу как в лихорадке. Все, конечно, за меня переживают. Начали искать какую-нибудь молодушку, у которой молоко есть. Обегали весь поезд. Но нет такой в поезде! Посоветовали в тряпочку завернуть хлеб и дать пососать. Я дрожащими руками беру хлеб, во что-то там заворачиваю. Стала сосать. А через пять минут опять кричит. Все поняла — обман это. И палец я ей давал, и водичку из ложки…
Ну что делать-то?
В глазах уже темно: а если что случится с ребёнком?
Короче, стал ей давать трогать губами свою грудь — и вдруг она затихла. Народ смеётся. У женщин слезы на глазах. Обманул, значит. Ей как-то тепло стало, что ли. В общем, успокоилась. Заснула. Довёз я её, грудную.
Тоже аварийная ситуация, но забавная. Дочь не может помнить, конечно, этого случая. Рассказываю — не верит.
Сейчас у меня уже трое внуков.
Борька. Ему тринадцать лет. Мне кажется, чем-то он напоминает деда. По характеру заводила. Любит быть лидером среди ребят. Настоящий пацан, может подраться. Мне с ним интересно. Он занимается теннисом. Правда, ему не хватает упорства, усидчивости. Из-за этого я ссорюсь с ним. А он знает, как я его люблю, и, по-моему, всерьёз моё воспитание не принимает.
Катя. Это старшая дочь Лены. Ей четырнадцать. Очень талантливая девочка, занималась разными видами спорта, гибкая, сильная, и главное — очень целеустремлённая. От неё исходит какое-то внутреннее спокойствие.
Маша. Она у нас самая младшая. Любит вязать, рисовать, очень женственная, мягкая. Ей иногда достаётся от старших — и от Борьки, и от Кати, но она никогда не ябедничает, наоборот, всегда их защитит. Уже сейчас она — центр семьи.
Зятья.
Старший зять — Валера. Лётчик. Он из семьи с традициями, с какими-то очень честными устоями, и Валере эти лучшие качества передались: он прямой, независимый, сильный. Настоящий мужчина в доме. Лена и Валера с детьми живут отдельно от нас. Когда мы встречаемся, мне всегда интересно выслушать его мнение.
Лёша, муж Тани. Работал инженером в космическом КБ, а потом занялся бизнесом. Ну что, смелый парень. Меня это волнует по понятным причинам: дело совершенно новое, и хочется, чтобы он работал самостоятельно, независимо. Мне кажется, у него получается.
Наконец, мои дочери, Таня и Лена. Самые любимые на свете.
Вместе с мамой, с Наиной Иосифовной, они составляют «большой женский совет», который в принципе все в семье и решает.
Наина Иосифовна. Наина. Ная. Моя жена. Нежная, терпеливая, все понимающая. Женой вообще трудно быть. Моей женой особенно. Ну а женой президента — это вообще тихий ужас…
А проблемы начинаются с мелочей, с кухни. Дома готовят мои женщины. На даче повар, поскольку там бывает много народу, это ведь правительственный объект. Привыкнуть к тому, что в доме есть повар, — моим женщинам непросто. Хозяйки скептически переглядываются. Вроде бы проблем с готовкой меньше. А вроде бы и больше. Повар не всегда может учесть все вкусы детей, их привычки, их капризы. И что делать бабушке?
Когда вопрос касается Борьки, тут дед становится необъективным. Я же очень долго ждал мальчишку. К воспитанию подключаются сразу трое: я, бабушка и мама. Он смотрит: чья возьмёт? Чтобы в итоге сделать по-своему. Ситуации, которые я имею в виду, самые обычные: драка, двойка, прогул, бабушке нагрубил, с сёстрами поссорился или ещё что-то.
Я думаю, вы уже поняли, что вокруг президента на цыпочках в семье не ходят. Хотя и стараются, даже очень стараются. Но шумно бывает — это нормально.
Меня, конечно, трогает их стремление — и маленьких и больших — создать вокруг меня ауру покоя, атмосферу тепла. Вот видно, как они о чем-то договорились, как смотрят друг на друга понимающе. Даже маленькая Машка.
