Эдуард Лимонов - Балканский Андрей
Родители всегда говорили маленькому Эду — «мы русские, русские…». И хотя в полученном им заново во Франции свидетельстве о рождении вместо утерянного при переездах в графе национальности отца стояло — украинец, а в 2010 году в харьковском издательстве «Фолио» даже вышла его биография в серии «Знаменитые украинцы», Лимонов придерживался этого принципа всю жизнь и достаточно резко реагировал, когда этот факт подвергался сомнению.
«Придурки москвичи причисляют меня иногда по фамилии к украинцам, но это потому, что не осведомлены, — отмечает он в «Книге воды». — Так же как и на Кубани, живет в верховьях Дона множество людей с фамилиями, кончающимися на “о”, все они потомки казаков. Ни бабка моя ни слова не знала по-украински, ни отец не знает. Верховья Дона и городки вокруг него исконно казацкие».
Ну а когда на съезде националистов в феврале 1996 года в Санкт-Петербурге один из участников издевательски поинтересовался, что он тут делает, не являясь русским, Лимонов просто ударил его в ответ кулаком в лицо.
Кусок территории, по которому проходили странствия семьи Савенко и за который она не отлучалась, — Донецкий бассейн, Левобережная Украина, Луганск, Миллерово, Харьков. Лишь в 1951 году, после скитаний по баракам и временным комнатам, родители Эдуарда получили собственную двухкомнатную квартиру в поселке Салтовка в черте Харькова аж в 20 квадратных метров, в новом двухэтажном доме на Поперечной улице.
Послевоенный СССР переживал строительный бум. В полуразрушенных во время войны городах возводилось новое жилье, часто — руками пленных немцев. В 1955-м отпраздновала новоселье в Ленинграде и семья моего деда. В отличие от скромной салтовской квартиры это была роскошная и по нынешним меркам «двушка» в только что построенном парадном сталинском особняке в начале Среднеохтинского проспекта, с лепниной и высоченными потолками.
Делать репортаж о жизни простых советских рабочих, у которых была даже комнатная собачка породы шпиц, к нам приезжал корреспондент американского журнала «Тайм». Правда, материал так и не вышел. По одним данным, не были найдены необходимые для американской пропаганды изъяны и трудности рабочего быта. По другим — начались события в Венгрии, и стало не до того. Зато сохранились фотографии, а сделавший их репортер прославился серией снимков советских танков и уличных столкновений в Будапеште.
В общем, семья Савенко, как и семья Дмитриевых, вкалывала на государство, но и получала от него немало и в обиде на советскую власть не была, как и миллионы других семей.
В день смерти Сталина моя мама, возвращаясь домой из ленинградской школы, боялась напомнить, что у нее день рождения. И маленький Эдик плакал вместе с другими взрослыми и детьми.
Глава первая
«УБЕЖДЕННЫЙ АНТИСОВЕТЧИК»
Согласно северокорейским идеям чучхе, человек имеет две жизни — обычную, физическую, и политическую, которая даруется ему вождем и партией. У каждого гражданина КНДР имеется специальный блокнот красного цвета под названием «Отчет о жизни» (прямо как в песне группы «Аукцыон» — «Я веду книгу учета жизни»), куда он записывает свои достижения и ошибки, а затем обсуждает с соседями и коллегами по работе на еженедельных собраниях. Получается своего рода дневник политической жизни.
Обозначим в нескольких эпизодах, пунктирно, вехи политической жизни Савенко-Лимонова Эдуарда Вениаминовича на протяжении пятидесяти лет, до создания НБП.
Эпизод № 1. Убить Никитку.
«— С какого момента в жизни вы почувствовали себя “человеком политическим”?
— Я с дружками моими полукриминальными красной ручкой в тетради писал фамилии руководителей государства, кого надо убрать. Мы хотели прийти к власти. Это так по-детски все выглядит, конечно, крайне наивно, ну что вы хотите, 15 лет мне было. Я не помню даже, куда потом эта тетрадь делась.
— Это вы, выходит, Хрущева хотели убить?
— Да, Никитку. Возможно, и другие фамилии были из газет выписанные. Я бы говорил об этом как о курьезе, но, видимо, было определенное желание».
Как бы странно это ни прозвучало, но ничего удивительного в таком желании нет. За полвека до описываемых событий, во времена первой и второй русских революций, у прогрессивных гимназистов существовала мода на такие списки, а кое-кто и лично бросал бомбы в городовых и чиновников режима. Не мечтал убить «Николая Кровавого» только ленивый, что в итоге и было реализовано большевиками.
Советская власть была пожестче царских сатрапов: попади такая тетрадь в поле зрения сослуживцев Вениамина Ивановича (который, кстати, как и многие офицеры, «Никитку» не любил за сокращение армии и урезание пенсий военным) — мог бы Эдик и в тюрьму загреметь на долгие годы. Обратившись к справочнику «58.10. Надзорные производства прокуратуры СССР (март 1953–1991)», содержащему все дела по антисоветской агитации и пропаганде, мы обнаружим множество «убийц» Хрущева, о которых бдительные граждане доносили куда следует. Вот только несколько случаев за август — сентябрь 1957 года:
Батула А. Г., украинец без определенных занятий из города Сталино (нынешний Донецк), был задержан 23 августа 1957 года на станции Вапнярка Одесской железной дороги для выяснения личности и сказал, что едет в Москву убить Хрущева за то, что он отстранил Молотова, Маленкова и других от власти, что народ голодает, а Хрущев открыл двери иностранцам;
Рязанцев М. М. 14 сентября тоже в помещении вокзала на станции Клан Орджоникидзевской железной дороги нецензурно ругал Хрущева, советскую власть и правительство, говорил, что в них надо бросить атомную бомбу;
Галь Е. М., заведующий сельским магазином в станице Тамань Краснодарского края, распивая вино в буфете, говорил, что: «Пленум ЦК неправильно поступил, исключив Маленкова, Молотова, Кагановича и Шепилова из ЦК… Все они являются государственными деятелями, большими людьми… В этом виноват Хрущев. Я бы убил его».
Вопреки общепринятым представлениям, что «брали» по 58-й статье в основном либералов-антисоветчиков, среди осужденных было множество «диссидентов наоборот». То есть граждан, которые хвалили Сталина и представителей старой гвардии, типа Вячеслава Молотова, выражали недовольство решениями XX съезда КПСС, писали в ЦК письма о том, что верхушка партии продалась Западу и т. д. Ну и понятно, что в поле зрения спецслужб попадали лишь самые буйные, а вели разговоры на кухнях, что мало расстреливают воров, не стало порядка и вообще «за державу обидно», и разделяли такие настроения десятки миллионов советских людей.
Этот стихийный народный консерватизм, отступивший во времена перестройки и распада СССР, вернется многотысячными демонстрациями под красными и имперскими флагами в начале 1990-х и восторжествует в десятые годы следующего века, чему наш герой немало поспособствует.
Эпизод № 2. Диссидент Гершуни.
